– Одна из моих коллег работала над этим делом. Речь идет об убийстве в Хагене, где…
– Немез! Пожалуйста! – Снейдер поднял руки. – Сделайте мне одолжение. Давайте сконцентрируемся на этом преступлении. Если у меня останется время, я выслушаю ваши вопросы.
– У меня нет вопросов, – холодно произнесла Сабина.
Она разложила на столе фотографии трупа. Веко Снейдера задергалось, когда на одном из снимков он узнал лицо посаженной на кол психолога. Однако ничего на сказал о личности жертвы.
– Немез, этот случай нас не касается. Им занимается президент Хесс.
– Очень даже касается, – возразила Сабина. – Взгляните! – Она проигнорировала Снейдера и протянула Хоровитцу фотографию спины трупа. – На коже между лопатками сигаретой была выжжена буква S.
Хоровитц посмотрел на снимок и протянул его Бергеру, который затем передал Рюти.
– И где связь? – спросил Бергер.
По его тону Сабина поняла, что он уже знает ответ, просто хочет услышать его от нее.
– Два дня назад в Дортмунде была убита судья Йоана Бек. Убийца оставил надпись «Яичные желтки живы» и канцелярским ножом вырезал жертве на лбу незаконченную свастику или же, возможно, цифру четыре. В ночь с позавчера на вчера в Хагене была убита судебный психолог Ашенбах. Вот это убийца оставил у нее на спине. – Сабина ткнула пальцем на фотографию.
– Вы считаете, в обоих случаях действовал один и тот же преступник? – предположил Бергер. – И он же совершил убийство директора Николы Висс в Берне?
Она кивнула.
– Это невозможно! – запротестовал Снейдер. – Вы серьезно думаете, что мы не отработали такую возможность? Во-первых, это не вписывается в диаграмму соотношения пути и времени, потому что судья Бек была убита в десять часов вечера в Дортмунде, а Ашенбах похитили в одиннадцать вечера в Хагене.
Сабина достала свой мобильник из кармана и активировала дисплей.
– А во-вторых, – продолжал Снейдер, – во всех трех убийствах речь идет о трех различных «модусах операнди». Что, черт возьми, вы печатаете в своем сотовом?
Сабина сохраняла спокойствие.
– Согласно планировщику маршрута, от Дортмунда до Хагена всего двадцать пять минут езды. Это маловероятно, но не исключено! И потом, что касается «модуса операнди», у меня другое мнение.
Снейдер прищурился. Затем поднял руку и показал три пальца.
– Ладно, говорите! Три предложения, не больше.
– Я считаю, что в случае свастики речь идет о четверке, знак бесконечности – это восьмерка, а S – это пятерка. То есть не буквы или символы, а цифры: четыре, пять, восемь.
Снейдер помотал головой.
– Речь также может идти о буквах. S, а знак бесконечности – это B.
– А предполагаемая свастика? – спросила Сабина.
– Незаконченная буква H.
– Вы знаете мою теорию. Это законченное послание. Я считаю, что это цифра четыре. К тому же… что должна означать аббревиатура HSB?
– Это может быть Hochschule Bremen
[6], международный идентификатор какого-то западнославянского языка или другое сокращение, – перечислял Снейдер.
– Есть немецкая хеви-метал-группа под названием Heaven Shall Burn, – вставил Рюти.
Сабина, открыв рот, уставилась на Рюти. Услышать такое именно от него она никак не ожидала.
– Видите, существует много вариантов, – отмахнулся от ее теории Снейдер.
– Я…
– Нет! Нам нужно работать дальше, – торопил он.
– Я не сказала еще свое третье предложение, – перебила его Сабина.
Снейдер замолчал, закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
– Пожалуйста.
Было видно, что он взбешен. Видимо, испытывал сильное эмоциональное давление. Но она была не виновата, что президент Хесс ни с того ни с сего решил, что Снейдер должен работать в команде. В любом случае она не позволит Снейдеру затыкать себе рот. К тому же он сам учил в академии, что нужно всегда быть открытым новым идеям. Но Снейдер был бы не Снейдер, если не нарушал бы собственные правила игры.
Сабина старалась говорить спокойно, потому что следующий пункт Снейдеру тем более не понравится.
– Существует еще одно сходство – на этот раз между жертвами.
– БКА и это уже проверило, – холодно прокомментировал Снейдер.
– И связь с вами тоже? – спросила Сабина. На мгновение в зале воцарилась тишина.
– Вы сами сказали – и извините, что я вас цитирую, – продолжила Сабина, – что судью Йоану Бек не жалко. Судебная психолог Ашенбах оклеветала ваши методы и хотела разрушить вашу карьеру, а директор федпола Висс пыталась завести против вас дисциплинарное дело.
Снейдер нацепил свою презрительную улыбочку, и на этот раз она выглядела еще более угрожающей, чем обычно.
– Предлагаете меня в качестве преступника?
– Я лишь констатирую, что жертвы вас либо ненавидели и презирали, либо хотели вам как-то навредить.
– Немез, вам еще многому предстоит научиться. В профессиональном кругу сотрудник полиции без дисциплинарного взыскания считается сомнительной личностью. Так что я не стал бы этого переоценивать.
– Однако эти дамы хотели разрушить вашу карьеру! – не отступалась Сабина.
– Возможно, кто-то хочет повесить на вас эти убийства, – размышлял Бергер.
– Это нелепо. – Снейдер помотал головой. – К тому же отвратительно инсценировано, потому что как минимум в двух случаях у меня есть алиби.
– Может, за тобой следит какой-то сумасшедший сталкер? – предположил Хоровитц.
– И убивает людей, которых я терпеть не могу? – спросил Снейдер. – Тогда у него дел по горло.
– В любом случае это выглядит так, словно убийца хочет привлечь к себе ваше внимание, – сказал Рюти. – И это ему уже удалось. Коллега Хоровитц запросил вас в качестве консультанта, и вот вы здесь.
Снейдер хотел что-то сказать, но Хоровитц остановил его жестом. И в тот же момент обратился к Сабине:
– Со всем моим уважением к вашей теории, но на свете существуют тысячи людей, – Мартен, не хочу тебя обидеть, – которые ненавидят Снейдера. Возможно, их даже больше. Вообще-то почти все, с кем он когда-либо имел дело. Поэтому речь может идти о простом совпадении, и, на мой взгляд, такая вероятность очень даже высока.
– Спасибо, хорошо сказано, – отозвался Снейдер. – Теперь мы можем продолжить?
– Еще нет, – перебил его прокурор Бергер. – Давайте немного углубимся в эту теорию. Если она верна, чего может добиваться убийца, фрау Немез?
Сабина удивилась, что хотя бы Бергер был готов ее слушать – хотя, возможно, он просто один из тех многих, кто терпеть не мог Снейдера.
