Если бы он сказал: «Об этом я ничего не знаю». Теперь нужно поступить хитро. Чем она могла подкупить Френка? Симпатией, признанием, дружбой и доверием – как это работает с другими людьми – точно нет. Эту нишу уже занял Пит ван Лун. Но была еще другая страсть, которую Пит не мог удовлетворить.
– Вы знаете, что психотерапевт обязан хранить в тайне все, что обсуждается в ходе сеанса?
Он кивнул:
– Конечно. – Это прозвучало так, словно он хотел сказать: «Я же не идиот». – Но мне нельзя проходить терапию.
– Я могла бы попросить разрешения проводить для вас индивидуальные сеансы.
– Это возможно?
– Индивидуальная терапия даже интереснее и успешнее, чем групповая.
– А после вы дадите мне, как и всем другим, положительное заключение?
– Зависит от вашего взаимодействия.
Френк немного подумал.
– Хорошо, и с чего мы начнем?
– Обычно я начинаю терапию с того, что мы обсуждаем фантазии, страхи и желания.
– Согласен, когда мы начнем?
Ханна подавила улыбку.
– Не так быстро. Сначала я должна быть уверена, что вы мне доверяете. Все-таки мне нужно убедить директора Холландера, что психотерапия с вами оправдает себя.
– Я вам доверяю.
– Хорошо. Так что вы знаете об электрошоковой терапии?
Он снова закусил губу.
«Ну же, давай!»
Он подошел ближе к Ханне, так что она почувствовала его арахисовое дыхание.
– В старом жутком корпусе, там, куда я отводил вас к фрау доктору Кемпен, есть больничное отделение. – Он понизил голос, и Ханна с трудом разбирала его слова. – За ним расположены камеры изолятора… за последние два года… было три случая, когда заключенных… лечили особым способом. – Френк замолчал и отступил назад.
Он разыгрывает ее?
– То есть доктор Кемпен истязает там заключенных? – прошептала она.
Френк не ответил. Лишь поднял брови.
– Кто были эти трое?
Френк сжал губы.
– Френк?
– Я скажу больше, когда вы напишете мне положительное заключение.
– Френк, я поговорю с директором Холландером об индивидуальной терапии для вас, только если вы назовете мне имена этих трех заключенных, – тихо настаивала она.
В этот момент Ханна услышала, как кто-то вошел в библиотеку. Испуганный взгляд Френка не обещал ничего хорошего. Она обернулась и встретилась взглядом с секретаршей директора Холландера. Ханна тут же вспомнила прозвище, которое ей дал Френк. Морла! На секретарше было черное глухое платье, которое идеально подходило к ее черному каре.
«Все шло так гладко, надо было этой тупой овце появиться именно сейчас!»
Морена подняла подбородок и посмотрела на Ханну немного свысока.
– Все в порядке?
– Да, спасибо. Я просто хотела взять книгу.
«Твою мать! Она ведь не слышала мои последние слова?» – промелькнуло у Ханны в голове. Но она прошептала их так тихо, что Морена должна была обладать исключительным слухом.
– Френк, мне нужна твоя помощь. – Морена поправила рюши на рукаве. – Ты должен отвезти мусорный контейнер на станцию. Поезд уходит сегодня на час раньше.
– Да. – Френк втянул голову в плечи. Потом виновато посмотрел на Ханну: – Книга Кена Кизи уже выдана, но сегодня ее вернут. Приходите завтра, и вы ее получите.
Затем Френк еще раз взглянул на Ханну – и она поняла по его глазам: их уговор в силе!
Пятью годами ранее – Кёльн
Снейдер вошел в квартиру. Господи, какая ужасная вонь! Неужели никто не мог обнаружить труп раньше? При летней жаре физиологические жидкости жертвы должны были уже протечь через деревянный пол на нижний этаж.
– Кто убитая? – спросил Снейдер сотрудника кёльнской уголовной полиции.
– Эвелин Кесслер, владелица квартиры. Двадцать один год, стюардесса. Родом из Вены, уже два года живет в Кёльне.
– Как такая молодая женщина может позволить себе такую квартиру?
– Богатые родители. Дело в том… – Полицейский вдруг замолчал. Моментально вытянулся и стал сантиметров на пять выше. – О, господин президент, я не знал, что вы тоже…
Следом за Снейдером в старинную квартиру в центре Кёльна вошел Хесс и огляделся.
– Не обращайте на меня внимания. Как будто меня здесь нет. Отвечайте только на вопросы Снейдера.
Снейдер поднял три пальца.
– Да, конечно. Предположительно три дня назад женщина была тяжело ранена ножом, а затем забита молотком. Жильцы других квартир находятся в отпуске. Никаких свидетелей.
– Вы опросили их? Может, они раньше видели, слышали или замечали что-то необычное?
– Нет, я же говорю, они…
Снейдер указал на настенный календарь, висящий в коридоре над обувным комодом. Высказывание за девятое июля звучало «Смеяться так полезно для здоровья…»
Дальше Снейдер читать не стал.
– Согласно этому календарю, она мертва не три, а как минимум пять дней. Но я полагаю, что в действительности еще дольше. Чтобы ввести следствие в заблуждение, убийца просто вырвал дополнительно несколько календарных листков.
– Но…
– Шестого июля жители дома были уже в отпуске?
– Нет, лишь…
– Именно! Вызовите их из отпуска и опросите.
– Всех?
– Нет, только детей – конечно, всех, идиот! Полицейский вытащил мобильник из кармана и исчез в соседней комнате. Снейдер слышал, как он говорил там по телефону.
Хесс подошел к Снейдеру и понизил голос:
– Мартен, прекрати так грубо обращаться с людьми. Некоторые из этих полицейских на службе уже более десяти лет.
– Можно и десять лет плохо выполнять свою работу.
Хесс вздохнул.
– Немного уважения они все-таки заслужили, даже от такого говнюка, как ты.
– Хочешь отдать это дело другому профайлеру?
– Нет.
– Хорошо, тогда позволь мне выполнять мою работу, и спасибо за говнюка. Я расцениваю это как комплимент. – Снейдер вошел в спальню, где лежал труп.
Криминалисты и судебные медики еще ни к чему не притрагивались в этом помещении.
Хесс последовал за ним, но запах разложения заставил его отшатнуться. Хесс отвернул голову, вытащил из кармана брюк баночку с ментоловой мазью и нанес ее себе над верхней губой.
– Хочешь тоже?
Снейдер помотал головой, не отрывая взгляда от трупа. Как он должен раскрыть убийство, если уничтожит все чувственные впечатления?
