Труп выглядел точно так же, как тело редактора газеты, которое они обнаружили в Ганновере две недели назад. Тоже девушка, чуть за двадцать, обнаженная, на кровати, руки и ноги раскинуты в стороны, тяжелые ранения ножом, несколько ударов молотком, а над грудиной на коже вырезан символ.
Снейдер внимательно рассмотрел знак.
Все, как сказал сотрудник уголовной полиции. Снова буква. Уже второй труп. Можно говорить о начавшейся серии убийств, потому что они гарантированно продолжатся – до тех пор, пока послание не будет завершено. Они имели дело с серийным преступником, который, видимо, гастролировал по стране. Ганновер, Кёльн. Какой город будет следующим?
– Опять буква, – прошептал Хесс. – Это плохо.
На этот раз буква D. У убитой в Ганновере была N. Они смогут разгадать послание не раньше, чем обнаружат третий труп. На этот счет они не переживали – он обязательно появится. Если уже не дожидается их где-то, потому что комбинация N-D не имела смысла.
Снейдер услышал за спиной шаги.
В комнату вошел сотрудник уголовной полиции.
– Мы нашли два последних календарных листа в мусорном ведре.
– Вот видите, ваша многолетняя учеба себя полностью оправдала, – пробурчал Снейдер. – Другие оторванные листы тоже нашли?
– Да, в ящике с макулатурой.
– Это означает, что убийца оторвал два листа и выбросил их в другое место. То есть убийство произошло двумя днями ранее – и убийца не очень хорошо знал привычки своей жертвы.
Полицейский, открыв рот, уставился на Снейдера.
– Я вас умоляю. Не стоит благодарности, – сказал тот. – Мне нужны отпечатки пальцев с двух последних листов календаря. И знаете, как?
Мужчина вопросительно посмотрел на него.
– Нет. Как?
– Быстро. – Снейдер закрыл глаза и помассировал виски.
«Сначала Ганновер, потом Кёльн. Куда ты направишься теперь?»
Полицейский исчез. К счастью, Хесс со своей ментоловой мазью тоже вышел из комнаты и закрыл дверь.
Снейдер сел рядом с убитой на край кровати и достал диктофон.
«Я получил твое послание. Что ты хочешь мне этим сказать?..»
Через час Снейдер покинул комнату. С удивлением он вдохнул свежий воздух в гостиной. Наверняка запах смерти проник в каждую пору его кожи, впитался в каждую ниточку одежды.
Хесс и сотрудники уголовной полиции замерли и в изумлении уставились на него. Снейдер оглядел себя и только сейчас заметил акупунктурные иглы, которые он – очевидно, неосознанно – воткнул себе в кисти с тыльной стороны, чтобы облегчить головную боль.
– Что-нибудь новое? – спросил он хриплым голосом.
– Мы действительно обнаружили отпечатки пальцев на обоих календарных листках. И они не принадлежат убитой, – ответил полицейский.
– Отлично, и кто же наш убийца?
– К сожалению, у нас есть только фрагменты. Я никогда такого не видел. Рваный отпечаток, предположительно большого пальца сбоку.
– Рваный? – повторил Снейдер.
– Как будто убийца варварски удалил часть подушечки пальца.
Часть вторая
Регенсбург
17
Четверг, 1 октября
Через наушники Сабина слышала треск лопастей швейцарского армейского вертолета. Для связи со Снейдером и пилотами у нее была гарнитура.
Полет длился уже тридцать минут, и через час они совершат посадку на вертолетной площадке университетской клиники Регенсбурга. В кабине было жутко холодно, и все вибрировало и дребезжало. Сабина до самой груди натянула спасательное термоодеяло, которое ей дал пилот, спрятала под ним руки и смотрела в темноту за окном. Понять, где они находились, было невозможно.
– Я могу спросить, почему этому полету присвоен наивысший приоритет? – услышала Сабина голос одного из пилотов.
– Можете, – ответил Снейдер через гарнитуру.
Сабина уже испугалась, что на пилота обрушится шквал циничных комментариев – она знала, что Снейдер не любил летать и поэтому часто затевал скандалы в воздухе. Но на этот раз он остался на удивление спокойным. Да, он даже отвечал нормально.
– Несколько часов назад прохожие обнаружили труп в «Баварском лесу».
– И почему такая спешка?
– Если преступление не раскрыть в первые сорок восемь часов, то поймать преступника становится в разы труднее, – объяснил он. – Это многолетний опыт. Следы стираются, свидетели забывают, подозреваемые успевают договориться между собой.
– Тогда у нас не так много времени.
– Как и всегда, – успокоил его Снейдер.
– Мы постараемся доставить вас в Регенсбург как можно быстрее.
– Спасибо. – Снейдер скептически наблюдал за Сабиной со стороны. Он переключился на другой канал, на котором только она могла его слышать. – Почему вы делаете такое лицо?
«Если бы я умела делать лица, то у вас с Хессом давно бы уже были новые» – вертелось у нее на языке, но она не хотела становиться такой же язвительной и несдержанной, как Снейдер. Потому ответила лишь:
– Почему вы так одержимы этими убийствами? Вам стоит подумать о своем здоровье.
Снейдер долго смотрел на нее, затем уставился на точку-татуировку на тыльной стороне ладони.
– Ницше сказал: «Тот, кто задает вопрос „почему?“, может справиться почти со всяким „как?“». Охота за преступниками придает моей жизни смысл, а этот смысл сильнее любой боли – внутренней и внешней.
– А почему столько ожесточенности?
– На это есть личные причины.
– Я знаю, что ваш отец покончил с собой, потому что его книжный магазин разорился, и мне очень жаль, но…
– Я о другом. Возможно, однажды вы это выясните. – Он прервал связь, вытащил из кармана сотовый и принялся отвечать на эсэмэс, которые получил за прошедшее время. Вероятно, запросы по другим делам.
Сабина натянула одеяло до подбородка, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
Сабина очнулась от своего беспокойного сна, когда вертолет начал снижаться и готовиться к посадке. Одеяло лежало у нее на плечах. Видимо, оно упало, и Снейдер накрыл им Сабину. Не похоже, чтобы он тоже спал. Его глаза были воспалены, а лицо выглядело еще более нездоровым, чем обычно.
– Вы не устали? – спросила она.
– Меня утомляет только работа, которую я оставляю незаконченной, но не та, которую я делаю.
– Но хотя бы несколько минут сна?
– Зачем? Бездеятельное время для меня как смерть.
Она откинула одеяло.
– Да вы сами уже становитесь похожим на нее.
Он взглянул на Сабину сбоку.
