Сабина вспомнила доверчивого пса. Когда однажды она навещала Снейдера в его доме на краю леса, по поляне бегал бассет с висячими ушами.
– Кто кормит Винсента, когда вы уезжаете?
– Студенты с моего курса в академии по очереди.
– Не может быть! С каких пор?
– С этого семестра, входит в план обучения.
– Эксплуататор! – Сабина передала сумку таксисту, который вышел и стоял в ожидании у машины. Пока тот убирал сумку в багажник, она села на заднее сиденье рядом со Снейдером.
– У вас нет домашнего животного? – спросил Снейдер.
– Я не любительница собак, кошек или хомячков.
– Тогда у вас, вероятно, тараканы.
Сабина задумалась, хотел ли Снейдер обидеть ее вот так, мимоходом.
– Друга у вас тоже нет, – констатировал он. – Почему, кстати?
– Откуда? И когда? Я не успеваю выйти вечером на пробежку, не говоря уже о том, чтобы навестить семью в Мюнхене.
– Хм, тогда вам лучше было остаться в мюнхенской полиции, – пробормотал он.
К тому времени таксист уже сел в машину, и они тронулись с места. Снейдер нагнулся к нему и по-голландски назвал какой-то адрес.
– Куда мы едем? – спросила она.
– В бар, чтобы найти для вас друга. – Снейдер и бровью не повел.
– О’кей, а сейчас серьезно. Куда? – Она ненавидела, когда над ней подшучивали – тем более Снейдер, который сам уже много лет был одинок.
– Я же сказал вам это еще во время нашей видеоконференции. – Он смотрел в окно.
– К вашей матери? Я думала, ваши родители переехали в Германию?
– Так и есть. За год до объединения Германии они уехали из Роттердама в Дуйсбург, где у отца был маленький книжный магазинчик. Но после его смерти мать вернулась в старый дом. Тот временно сдавался.
– И туда мы сейчас едем?
Снейдер кивнул.
– А… почему?
Снейдер молчал.
Но на этот раз она от него так быстро не отстанет.
– Вы сказали, что ненавидите свою мать. Почему?
Между тем такси выбралось из лабиринта дорог вокруг аэропорта и ехало вдоль канала. Горизонт был окрашен в темно-синие тона, словно художник опрокинул на землю несколько ведер краски. Так как Роттердам представлял собой один огромный порт, где-то здесь, за каналами и домами, должно быть море. Туда летели и чайки.
Снейдер поднял боковое стекло.
– Я боготворил своего отца. Он был образованным, начитанным мужчиной.
Очевидно, о матери Снейдер говорить не хотел.
– Он поэтому дал вам второе имя Сомерсет, в честь Уильяма Сомерсета Моэма?
– Да, это была его идея. Он никогда не был высокомерным или раздраженным, ни разу не повысил голос и для всех всегда находил время.
«А сын полная его противоположность».
Снейдер посмотрел на нее.
– По вашему взгляду я догадываюсь, что вы думаете.
– И что же?
– Что яблоко от яблони иногда падает далеко.
– Ну… случается даже очень далеко, – сказала она.
– Спасибо. Кроме того, он был впечатлительным, иначе не покончил бы с собой, когда обанкротился. Хотя у моих родителей было достаточно денег, некоторые разочарования сломили его волю к жизни.
– Но фирмы регулярно разоряются.
– Верно, но тот магазин был для него не просто фирмой, а мечтой всей жизни, – вздохнул он. – Больше не будем об этом. В любом случае отец тоже страдал от кластерной головной боли. Я постоянно слышал от матери: «Не шуми, у папы болит голова. Ты его в могилу загонишь». И однажды он действительно умер.
– Но к тому моменту вы уже выросли.
– Да, мне было двадцать один год, и я только что отслужил в голландской армии. В последние месяцы перед смертью отца я практически с ним не виделся, что стало еще одной причиной для матери винить меня в его смерти. Шесть лет спустя я решился на каминг-аут. И окончательно разорвал отношения с матерью.
– Потому что она не хотела признавать вашу гомосексуальность?
– Нет, потому что утверждала, будто мой отец всегда об этом знал и повесился от стыда.
– Какая милая женщина, – заметила Сабина.
– Да, она такая. И она понятия не имеет о том, что мой отец был толерантным, он бы понял. Она же не сумела поддержать его во время кризиса с книжным магазином.
– На то была какая-то определенная причина?
– Да, была. Пока отец пахал день и ночь, у нее был другой.
– О господи. – Сабина сглотнула. – Но все равно – она ваша мать. Не думаете, что нужно попытаться простить ее?
– Нет, я так не думаю.
Через полчаса они добрались до расположенного недалеко от порта садового поселка с небольшими коттеджами. Такси остановилось перед домом 7 на улице Ниубругштег.
Пока Снейдер вылезал из машины и надевал пальто, Сабина вытащила свою дорожную сумку из багажника и огляделась. Поселок казался печальным и покинутым; пахло соленой водой и рыбой. Снейдер захлопнул дверь автомобиля, и такси тут же умчалось прочь.
Сабина посмотрела вслед такси, потом удивленно на Снейдера.
– А где ваш огромный чемодан-шкаф? Уехал с такси?
– Очень смешно! В камере хранения в аэропорту. Я путешествую налегке. – Он сунул руку в карман и вытащил мобильник, диктофон и связку ключей.
– Ключ от этого дома тоже есть?
– Да.
– Вы всегда носите его с собой?
– Да, – если моя мать не поменяла замок, мы без проблем попадем внутрь.
– А если она дома?
– Тогда вам придется сдерживать меня, чтобы я не вцепился ей в глотку, как только она сделает какое-нибудь неуместное замечание. – Снейдер не повел и бровью. Возможно, он даже не шутил. Хорошо, что у него не было с собой оружия.
– Вы можете представить меня как свою новую подружку, если это поможет, – предложила она.
Снейдер оглядел Сабину с ног до головы.
– Я вас умоляю, вы что, серьезно? – И отвернулся. «Корректен, как всегда!»
В маленьком садике с некошеной травой листва сбилась в кучи. Маленькие ветряки, которые торчали между облезлыми садовыми гномами, с щелкающими звуками вертелись на ветру.
Снейдер толкнул калитку и прошел к входной двери. Не звоня, взял ключ и отпер дверь.
– Было заперто на два оборота, ее нет дома, – объяснил он и вошел.
– И что мы ищем?
– Следы Пита ван Луна, – донеслось из глубины дома.
– В доме вашей матери? – Сабина последовала за Снейдером. В прихожей пахло затхлостью и какими-то лекарствами. Как в квартирах пожилых людей, которые натираются средствами от радикулита и «французской водкой».
