– Будь как дома, – голос Пита вырвал ее из мрачных мыслей.
Воспоминание Ханны поблекло. «Как дома!» Ее тело напряглось. Здесь умерла ее сестра.
Пит наклонился над диваном и вытащил изо рта Ханны окровавленный кляп.
– Ну, довольна?
– Отпусти меня, – взмолилась она и пощупала языком кратер в десне. Наверное, она проглотила зуб. Кроме того, Пит задел еще и штифтовый зуб, который теперь качался и кровил.
– Ты знаешь, что я этого не сделаю. – Он пошел в прихожую, где что-то разорвал и зашуршал упаковкой. – Как видишь, я подготовился! – крикнул он из прихожей.
В следующий момент он вернулся в спальню с содержимым двух пакетов.
Глаза Ханны расширились.
– Пожалуйста, не надо!
В одной руке он держал молоток, в другой канцелярский нож.
– Плохие воспоминания? – спросил он.
Она сглотнула кровь.
– Не волнуйся, у меня на тебя другие планы. Оглядись.
Ханна посмотрела в угол комнаты. Там лежала почти полутораметровая стопа грязных, в пятнах матрасов. Нижние продавились под общим весом.
– Тринадцать штук, только для тебя, – объяснил Пит. – Я притащил их из соседних квартир, а некоторые из подвала.
– А что с другими людьми в доме? – прошепелявила она.
– Типичная психолог. Ты всегда сначала заботишься о других. – Он подошел к матрасам и похлопал по верхнему. – Вообще-то это предполагалось для Эммы. Сегодня вечером я собирался забрать твою сестру из отеля твоих родителей. Но теперь ты здесь. Сэкономила мне время – и уменьшила риск быть пойманным в Амстердаме.
Она подумала о кабельных стяжках и кольце на потолке автофургона.
– Ты заранее все подготовил.
– Умная девочка. Во время своих отпусков Френк Бруно часто бывал здесь. Но раз ты жаждешь все узнать, тогда вместо сестры и положишь всему начало.
– Почему ты не можешь оставить нас в покое? – заплакала она.
Он сел рядом с ней.
– Это ты должна была оставить меня в покое, но тебе обязательно хотелось выяснить мою мотивацию. Теперь ты узнаешь ее на собственной шкуре – как тогда твоя сестра. Мне кажется, в этом новом начале есть что-то символическое. Ты так не думаешь?
– Но зачем все эти убийства? – выдавила Ханна.
– Как психотерапевт, ты должна бы знать, что каждое убийство, которое совершает социопат, замещает какую-то форму ненависти, которую он носит в себе.
– Ты считаешь себя социопатом?
– Тебе достаточно прочитать мои документы, что ты наверняка уже сделала.
– И ты ненавидишь женщин?
– Моя мать не смогла удержать моего отца.
– Но почему моя сестра? – всхлипнула Ханна. – Она была твоей подругой!
– Чтобы стать по-настоящему свободным, нужно убить то, что любишь.
– И раздробить ей все кости?
– Умирание – долгий процесс. Сначала я должен был разрушить ее структуры и лишить опоры, чтобы подготовить к самой смерти. Лишь так я мог полностью ее уничтожить.
– А что означала буква А на ее теле? Аборт?
– Аборт? – медленно повторил он.
– Ты не знал, что она была на третьем месяце беременности? – зарыдала Ханна. – Врачи установили это при вскрытии Сары. У нее должен был родиться мальчик.
Пит вытаращил глаза. В его ошарашенном взгляде мелькнули одновременно страх, вина и безумие.
– Значит, я убил тогда… своего сына?
– Да. – Ханна уставилась на него. – И моего племянника. Пит вдруг самодовольно улыбнулся.
– Какая досада. Он мог бы продолжить мое творение.
От такого безжалостного человека, который сунул раздробленное тело своей подруги в морозильную камеру, не стоило ждать раскаяния.
– Но почему? – Ханна смахнула слезы с лица. – Чтобы привлечь внимание?
Он медленно кивнул:
– Да, тогда меня интересовало только это. Своего рода умственное противостояние. После все могло окончиться и измениться к лучшему. Но этого не произошло! Что было не моим решением. И сегодня на кону гораздо больше, чем тогда… речь идет не только о ненависти, но и о разочаровании и возмездии. – Он наклонился к спортивной сумке и вытащил из бокового кармана мятый конверт. – Хочешь послушать, что мой отец написал мне два года назад в тюрьму?
Ханна помотала головой, потому что уже настолько погрузилась в это безумие, что ей казалось, она стоит на краю обрыва и не хочет идти дальше. Но Пит не оставил ей выбора.
Он открыл конверт.
– Я все равно тебе прочитаю. – Медленно развернул написанное от руки письмо. – «Я даже выразить не могу, как сильно ты меня разочаровал. Мы уже были на правильном пути, но оказалось, что я лишь впустую потратил на тебя время. Все усилия напрасны и бессмысленны! И это выводит меня из себя. В очередной раз подтвердилось: преступник всегда остается преступником. Ты олицетворяешь все, что мне противно. Я больше не могу выносить твоего присутствия…» и дальше в таком же духе.
– Мне очень жаль, но я в этом не виновата, – всхлипывала она.
– Это так, но, лишь страдая, мы открыты для правды, – сказал он. – Раздевайся!
Она помедлила, а потом прижала руки к груди.
– Нет.
Он поднял руку и сжал кулак. Ханна вздрогнула и инстинктивно закрыла лицо руками, потому что в любой момент ждала удара. Но его не последовало.
– Раздевайся! – лишь приказал он и разрезал кабельные стяжки у нее на лодыжках.
Она медленно расстегнула брюки и блузку и сняла их. Когда начала дрожащими пальцами теребить застежку лифчика, он остановил ее.
– Достаточно. – Он поднял ее одежду, смял и швырнул в угол.
От вида своих грязных, потных и обмоченных вещей, которые теперь валялись в углу квартиры, на глаза Ханны навернулись слезы. Точно так же и она будет валяться и гнить здесь. Если не повезет, труп обнаружат полностью разложившимся, когда узнать ее будет уже нельзя. Только идентифицировать по зубам. Родители потеряют двух своих дочерей. Из-за одного и того же сумасшедшего.
– Хватит рыдать! – закричал он.
Она вытерла слезы. «Борись! Ты изучала психологию, – подстегивала она себя. – Нельзя сдаваться!»
– Я… – начала она, но только что пришедшая в голову мысль ускользнула. Ханна попыталась вспомнить, но голова была такой тяжелой. Казалось, что последний день на острове Остхеверзанд был бесконечно давно. Тут она снова вспомнила о документах Ирены Эллинг с подпаленными краями. – Я могла бы помочь тебе раскрыть правду.
Голова Пита была так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже.
