— Посмотрим, соответствует ли ваша обувь этим следам, — сказал судья Фурбису.
Он был вынужден повиноваться; все заметили, как он смущался все больше. Его обувь входила совершенно плотно в оставшиеся следы.
— Вот это весьма важно, — заметил прокурор.
— Это ничего не доказывает, — выговорил с усилием Фурбис. — Разве нельзя допустить, что у кого-нибудь здесь такая же обувь, как у меня?
— Мы это проверим.
Попросили нескольких человек произвести опыт, но их обувь оказалась или больше, или меньше замеченных следов. Фурбис был окончательно сражен.
Этот допрос и следствие продолжались целый день. Окончание расследования было отложено до следующего дня. Но Мулине и Фурбис были арестованы. Первый оставлен на ферме под присмотром жандарма. Что же касается Фурбиса, то его отвели в Горд и оставили под охраной на ночь в помещении гостиницы. Судебный следователь, намереваясь на следующий день как можно раньше возобновить следствие, принял приглашение мирового судьи Горда остаться ночевать у него, но он не был спокоен. Его подозрения крутились вокруг двух лиц. Они оба были у него в руках, но он не имел права ни одного из них считать окончательно виновным. Найденные им доказательства не были еще столь убедительны, чтобы отдать кого-либо из них под стражу.
Но один из них действительно убийца. Кто же именно? Этот вопрос оставался нерешенным. Страха Мулине, ужасных обвинений, высказанных покойным, казалось, было достаточно, чтобы считать его преступником. Ложные показания Фурбиса, его отношения с женой Паскуаля, наконец, следы от его шагов — все это также давало немалый повод обвинять Фурбиса.
Бо`льшую часть ночи судья провел, обдумывая подробности ужасного дела с той минуты, когда он получил известие о преступлении, до того момента, когда он оставил ферму. Он должен был вспомнить все, воспользоваться всей своей опытностью, чтобы вывести какое-либо заключение из слышанного. Но, увы! Наступило утро, а он так и не определился.
Он собрался идти к прокурору, но вернулся с полдороги в Горд, где забыл свои заметки. И тут он услышал шум на улице. Отворив окно, он увидел, что перед гостиницей, где по его приказанию был оставлен на ночь Фурбис, собралась толпа. В эту же минуту он увидел жандармского офицера. Последний, заметив его в окне, поспешно перебежал улицу, направляясь к нему.
— Что случилось? — спросил судья. — Арестованный убежал?
И он поспешно побежал отворять дверь входящему в комнату офицеру.
Глава XVIII
Лебель, так звали молодого жандарма, приставленного к Фурбису, первый раз в жизни был оставлен лицом к лицу с обвиняемым в убийстве и ни на минуту не спускал с него глаз. В каждом движении перекупщика он видел попытку к бегству, он наблюдал за ним с таким постоянством, что, задумай на самом деле Фурбис бежать, он непременно был бы пойман.
Но Фурбис и не думал бежать. Все происшедшее с роковой ночи до настоящей минуты казалось ему сном. Он решился на преступление в полной уверенности остаться безнаказанным, а теперь все его замыслы рушились, и он чувствовал себя слабым, как ребенок. Теперь он с ужасом видел, что все было против него, все попытки скрыть причастность к преступлению разбиты, и все рушилось на его голову. К тому же, будучи сам низким и подлым человеком, он, не задумываясь, подозревал и в других те же качества.
«Что, если Марго арестуют, как и меня? — говорил он себе. — Она, пожалуй, признается в надежде спастись, облегчить свою участь и обрушить всю вину на меня… Если бы я знал это точно, я опередил бы ее. Может быть, это пошло бы мне на пользу».
Наконец, они пришли в гостиницу, где должны были провести ночь. Было уже темно, никто в деревне не видел, как они вошли, но для большей осторожности Лебель приказал содержателю гостиницы никому не говорить, что они остановились у него.
Их поместили в комнате первого этажа. В ней стояли две постели, одна между дверью и окном, другая в небольшом алькове, прикрытом занавесью.
Лебель немедленно приступил к осмотру стен, чтобы убедиться, нет ли где-нибудь под обоями двери. Успокоившись на этот счет, он сказал Фурбису:
— Вы ляжете в этом алькове.
Фурбис молчал, тогда жандарм прибавил:
— Теперь мы поедим.
На столе у камина поставили два прибора. Фурбис и Лебель сели один напротив другого, но Фурбис почти не касался еды. Заметив его задумчивость, жандарм сказал про себя: «Надо быть внимательнее: он задумывает что-то недоброе».
— Я не виновен, — вдруг воскликнул Фурбис, — и, несмотря на это, арестован, как какой-нибудь злодей.
Лебель ничего не ответил.
— Бедная жена! — лицемерно прибавил Фурбис. — Она ждет меня сейчас — в это время я обыкновенно возвращаюсь домой.
Эти слова тронули молодого человека.
— Вам не запрещено, — сказал он, — известить вашу жену о произошедшем.
— Нет-нет! Пусть она дольше не знает о несчастье, — возразил арестант.
Он отказывался предупредить ее, боясь, что она из мести за его угнетения выдаст его.
Ужин кончился, со стола убрали. Лебель закурил трубку, запер дверь на ключ и положил его в карман, затем пододвинул кресло к окну и, поставив саблю между ног, сказал Фурбису:
— Теперь, приятель, можете ложиться спать, если хотите.
Фурбис послушался. Он бросился в постель не раздеваясь, чтобы поскорее забыться сном. Есть душевные волнения, которые утомляют сильнее любой физической усталости. Едва Фурбис успел лечь, как почувствовал, что глаза его смыкаются, и скоро он заснул тяжелым сном.
Утром торговец проснулся около четырех часов, решив спросонья, что он дома. Но скоро ему вспомнилась действительность, и весь ужас его положения ясно представился ему. Он уже видел перед собой эшафот!
«Я погиб!» — сказал он себе.
Что произошло с ним затем? Хотел ли он, как утверждал впоследствии, совершить самоубийство, чтобы избавится от бесчестья? Хотел ли он разжалобить судей своим положением? Это так и осталось неизвестным.
Охваченный страхом наказания, но никак не угрызениями совести, он схватил оставленный на столе нож и нанес им себе удар в живот, скатился, обливаясь кровью, на пол с помутившимися глазами.
— Несчастный! — вскрикнул жандарм, немедленно проснувшийся. — Что вы сделали?
— Это я убил Паскуаля! — заявил Фурбис. — Я наказал себя — меня не увидят больше живым.
Он хотел ударить себя еще раз, но нож выпал из его ослабевшей руки. Теряя сознание, он катался по полу, обливаясь кровью. Лебель, испугавшись, что его сочтут виновным в случившемся, отчаянно кричал. Прибежал трактирщик.
— Арестованный убил себя! — закричал Лебель.
