— Что мне до этого? — отозвалась Марго. — Если меня осудят, то ферма будет принадлежать тебе. Если нет, то я продам ее, потому что не желаю более жить в этой ужасной местности. Так что ты можешь свободно распоряжаться в доме.
— Но ведь если ты не виновна, то тебя оправдают! — вскрикнул Фредерик.
— Оправдают! Да, я надеюсь.
С этими словами она подняла умоляющий взгляд к небу. В тот день Фредерик ушел от нее сильно растроганный.
Долгое заключение пагубно подействовало на Марго: здоровье ее, и без того ослабленное беременностью, сильно пошатнулось, силы покидали ее, до родов оставалось всего несколько дней. Доктор предписал ей прогулки, и она вынуждена была проводить часть дня во дворе в то время, когда остальных арестантов там не было.
Во двор выходила длинная терраса, отделяемая каменной стеной от сада здания суда. Чтобы попасть в секретное отделение тюрьмы, необходимо было миновать весь двор. Однако Марго никогда не встречала тут Фурбиса — за ними обоими был установлен строгий надзор, чтобы они не имели возможности общаться друг с другом. Однажды во время прогулки она вдруг увидела, как мимо нее прошла женщина, сопровождаемая часовым. Марго узнала в ней Бригитту. Это была их первая встреча после того, как обе виделись в доме Фурбиса. Марго глухо вскрикнула. Бригитта спокойно прошла мимо, высоко подняв голову и не сказав ни слова, но в ее глазах не было и следа упрека, что сильно поразило Марго. Она принесла Бригитте так много несчастий, а та не обвиняла ее. Марго хотела поблагодарить ее и протянула вперед руки, но в ней заговорила гордость, и слова замерли на губах. Поняла ли это Бригитта? Она прошла мимо и, поднявшись уже под свод лестницы, вдруг обернулась к своей сопернице.
— Я давно простила вас, — сказала она грустным голосом. — Мне жаль вас, я молюсь о вас каждый день.
Марго схватилась за сердце и упала без чувств. На другой день она была отправлена в Карпентру, где должны были судить ее, но до начала судопроизводства по распоряжению доктора ее поместили в лазарет.
Глава XXI
С этого времени Мулине часто видели разъезжающим то в Авиньоне, то в Карпентре. Он разыскивал наиболее известного адвоката, чтобы пригласить его защищать Марго. Он сказал Фредерику Борелю:
— Эту работу я беру на себя. Я отыщу человека, который нам нужен.
Однажды ему пришлось быть на разбирательстве одного дела, и адвокат произвел на него сильное впечатление, несмотря на то что Мулине слышал его впервые.
N. приехал в Авиньон, чтобы защищать рабочих, обвиняемых в забастовке. Он выиграл дело. После завершения процесса около двадцати молодых и старых адвокатов окружали его, искренне поздравляя с победой. И тут он заметил Мулине, который стоял в стороне, не смея обратиться к нему. Адвокат сам приблизился к нему.
— Вы, вероятно, один из рабочих, которых я защищал? — спросил он его с участием.
— Нет, но я слышал вашу речь. Вы говорили так хорошо, что я решил просить вас защищать женщину, несправедливо обвиненную.
— Почему вы не обратились к кому-нибудь из моих молодых коллег? Я не здешний и завтра уезжаю.
— О, господин! — возразил Мулине умоляющим голосом. — Нам необходимы именно вы. Не откажите нам в услуге.
N. был тронут.
— Здесь неудобно говорить, — ответил он. — Приходите завтра утром ко мне и расскажете ваше дело.
Мулине провел ночь в убогой гостинице в предместье Авиньона, но ни на минуту не смог сомкнуть глаз — настолько он был занят предстоящим ему визитом. Он несколько раз мысленно произносил свою речь, с которой хотел обратиться к N., но едва успел явиться к нему, как память вдруг ему изменила.
— Расскажите мне все о вашем деле, — попросил его адвокат.
Мулине откашлялся, открыл рот, но не смог произнести ни слова. N. понял затруднение бедняги и начал за него.
— Вы о себе хотите посоветоваться со мной, друг мой? — сказал он ему.
— Нет, господин, о молодой женщине, отцу которой, а затем и мужу я служил в течение двадцати пяти лет.
— Где же она находится?
— В тюрьме в Карпентре, она должна будет предстать перед присяжными на следующем заседании.
— Преступление? Расскажите мне подробности.
— Она не виновна, господин! — воскликнул Мулине, приободрившись. — Ее обвиняют в попытке отравить мужа, затем в побуждении своего любовника к убийству с целью избавиться от мужа.
N. сделал неопределенное движение рукой.
— Правда в том, — продолжал Мулине, — что Марго не виновна. Злодей из ревности убил ее мужа.
— Вы повествуете о преступлении в Новом Бастиде, об известном деле гордской Венеры? — спросил адвокат.
Мулине ответил утвердительно. N. продолжал:
— Я читал подробности в газетах, но, мой бедный друг, эта женщина виновна, она более чем виновна… Есть письма.
— Как, и вы, господин, считаете ее виновной? — Пытаясь сломить недоверие адвоката, он продолжал: — Она не виновна, господин, клянусь вам. Она не принимала ни малейшего участия в преступлении, в котором ее обвиняют. Ах! Если бы вы знали ее, вы поверили бы мне. К тому же я так люблю ее.
Несмотря на то что N. видел на своем веку немало людей и слышал немало жалоб, он был тронут.
— У нее есть родственники? — спросил он.
— Лишь двоюродный брат. Другие родственники очень далекие. Двоюродный брат и я — мы взяли на себя задачу найти ей защитника. Не отказывайтесь, умоляю вас, вам заплатят за это, сколько скажете.
— Упоминать об этом совершенно излишне, мой милый, — поспешно ответил адвокат. — Если я соглашусь, то лишь потому, что в этом деле много драматизма и интереса, а главное — потому, что дело идет о спасении жизни. Что же касается полного оправдания, то нечего о нем и думать.
— Когда вы ближе познакомитесь с ней, — увещевал Мулине, — вы повсюду возвестите о ее невиновности.
— Хорошо, я согласен, — принял решение адвокат. — Я буду через восемь дней в Карпентре и переговорю с подсудимой.
Мулине ушел с переполненным благодарностью сердцем и передал Фредерику Борелю о результатах своей поездки в Авиньон. Марго также была извещена об этом. Новость пришла в лазарет тюрьмы Карпентры, когда она жестоко мучилась родами, продолжительными и трудными. Наконец, она разрешилась мальчиком.
— Я хочу видеть его! Покажите мне его, — попросила она, несмотря на сильную слабость.
Она говорила Фурбису, что это его дитя, писала ему и сама была убеждена в этом. Но с того времени, как с ней произошли перемены, Марго предпочитала, чтобы ее предположения оказались ошибочными, теперь она желала всей душой, чтобы он походил на Паскуаля. Сестра милосердия, пребывавшая возле нее уже в течение трех дней, поднесла к ней новорожденного. Марго взглянула на него, страстно обняла и горько заплакала. Как позже говорил ее адвокат, младенец был портретом жертвы преступления. Дитя передали на руки кормилицы из Горда, которая, желая угодить Марго, согласилась остаться в тюрьме до судебного заседания.
