Последний произносил свою речь в гостинице «Ворон», но оратор он был самый посредственный. Окружавшая его толпа шумела, бранилась и беспорядочно теснилась на дороге. Впрочем, сэр Фрэнснс Левисон не мог пожаловаться, так как в слушателях не было недостатка: большая часть обитателей Вест-Линна сочла своим долгом явиться перед гостиницей «Ворон» — одни для того, чтобы аплодировать, другие для того, чтобы свистеть и шикать.
Вдруг все заметили невдалеке медленно двигавшуюся коляску, запряженную парой лошадей. В коляске сидела дама — это была миссис Карлайль. Вскоре шумевшая толпа замолкла, и речь Левисона также затихла; он не желал даром тратить свое красноречие. Он не поклонился Барбаре, вероятно, вспомнив последствия вежливости, оказанной им Корнелии.
Сквозь прозрачную бахрому зонтика Барбара смогла разглядеть его. В ту минуту, когда она подняла глаза на оратора, он стоял, высоко подняв правую руку, слегка откинув голову и поправляя волосы, падавшие ему на лоб. Его рука без перчатки была бела и нежна, как у женщины, и Барбара заметила блестевший на его пальце бриллиантовый перстень. Щеки молодой женщины побагровели. На этот жест указывал ей Ричард!
Около нее раздались веселые крики:
— Ура, Карлайль! Карлайль, ура!
Барбара наклонила голову в ответ на приветствия, и экипаж выехал на простор.
В волнующейся толпе неожиданно встретились мистер Дилл и мистер Эбенезер Джеймс. Мистер Джеймс начал с того, что служил писарем у Карлайля, и наконец снова вернулся к этому занятию, но уже в конторе других адвокатов, Билла и Тредмена. Мистер Джеймс былдобродушным малым, весельчаком, прямым, откровенным, но несколько склонным к лени.
— Ну, дружище, как дела? — спросил его Дилл.
— Дела мои идут недурно — только не в ту сторону, в какую следует… Но послушаем оратора!
Оратором этим был не кто иной, как Левисон. Дилл слушал его с серьезным, а Джеймс с насмешливым видом. Но вскоре толпа отодвинула их далеко назад, где они уже не видели, хотя все еще слышали оратора. Тут они увидели в конце улицы человека, идущего в их сторону и походившего на медведя на задних лапах.
— Боже милосердный! — воскликнул Эбенезер. — Да ведь это Бетель!
— Бетель! — повторил Дилл, устремив взгляд на человека в медвежьей шкуре.
Действительно, это был Отуэй Бетель, вернувшийся из путешествия и надевший на себя меховое одеяние с медвежьими хвостами. Шапка из таких же хвостов украшала его голову. Мистер Дилл посторонился, словно боясь, что он его укусит.
— Я вижу, Эбенезер, что вы еще живы и по-прежнему коптите небо, — сказал он.
— Да, и рассчитываю еще некоторое время покоптить его!
— Когда вы вернулись, Отуэй? — обратился к нему Дилл.
— Только что, с четырехчасовым поездом. Но скажите, пожалуйста, что здесь происходит?
— У нас здесь выборы, старина, — ответил Эбенезер.
— О том, что у вас выборы, я узнал еще на станции. Скажите, что здесь происходит? — И онуказал на толпу.
— Ах, боже мой! Да это же Левисон!
— Вот как! Какой смельчак! — воскликнул Бетель. — Неужели он одержит верх над Карлайлем?
— Что вы! Разве это возможно? У него нет никаких шансов на победу.
— Но послушаем Левисона. Я никогда не видел его.
Разговор был прерван проездом нагруженного обоза. Засуетившаяся толпа подвинула их ближе к дому, и они оказались как раз напротив Левисона. Бетель смотрел на него изумленными глазами:
— Вот тебе на! Кто позвал сюда этого человека? Зачем он здесь?
— О ком вы говорите?
— Я говорю о том господине, который держит в руке белый носовой платок.
— Это сэр Фрэнсис Левисон.
— Не может быть! — воскликнул Бетель. — Этот человек никогда не был сэром Фрэнсисом Левисоном.
Тут взгляды Отуэя Бетеля и Левисона встретились. Бетель поклонился Левисону, приподняв свою медвежью шапку, Левисон вздрогнул, поднял лорнет и осмотрел Бетеля. Его лицо побледнело.
— Разве вы знаете Левисона, мистер Бетель? — спросил Дилл.
— Да, я был с ним когда-то знаком… очень короткое время.
— Я помню, — усмехнулся Эбенезер, — когда он был еще не Левисоном, а совсем другой особой. Правду я говорю, Бетель?
Бетель бросил на Эбенезера презрительный взгляд и немедленно исчез.
— Разъясните мне, пожалуйста, мистер Эбенезер, что означает эта маленькая сцена? — спросил Дилл.
— О, сущие пустяки! Дело в том, что этот напыщенный оратор никогда не был такой важной персоной, какую строит из себя теперь.
— Ах, вот как!
— Я не хотел ничего рассказывать, потому что, видите ли, это дело меня не касается, но вам я могу довериться. Можете ли вы себе представить, что именитый баронет, который желает выступить представителем Вест-Линна в парламенте, некогда ухаживал за Эфи Галлиджон? В то время он еще не носил громкого титула сэра Фрэнсиса Левисона!
Слова эти пробудили в уме Дилла тысячу смутных воспоминаний относительно Ричарда Гэра и некоего Торна. И вдруг, схватив Эбенезера за руку, он спросил:
— А как его звали в то время?
— Торном!
— Но вам, конечно, было известно, что на самом деле его звали Левисоном?
— Ничего подобного! Когда я узнал, что он приехал сюда с целью оспаривать у Карлайля звание члена парламента, то был поражен подобной дерзостью не меньше самого Бетеля. «Вот чудо! — подумал я. — Значит, Торн погребен, а его место занял двойник Торна Левисон».
— Но почему же он сменил имя?
— Не знаю… Каково его настоящее имя — Левисон или Торн, — для меня до сих пор остается тайной.
Горя желанием сообщить Карлайлю это странное известие, Дилл поспешил выбраться из толпы. Добежав до конторы, он вошел в кабинет своего патрона. Последний сидел за письменным столом и подписывал разные бумаги.
— Что случилось, Дилл?
— О! Я пришел к вам с самыми невероятными известиями!.. Я все разузнал о Торне! Как вы думаете, кто он такой?
Отложив перо в сторону, Карлайль посмотрел на своего помощника.
— Торн не кто иной, как Левисон! — воскликнул Дилл.
— Я не понимаю, — произнес Карлайль.
— Ваш противник Левисон — тот самый Торн, который ухаживал за Эфи Галлиджон. Это непреложная истина, мистер Карлайль.
Дилл рассказал все в подробностях: как Бетель узнал Левисона и что сообщил ему Эбенезер.
— Бетель не раз клялся мне, что не знает Торна, — прошептал Карлайль.
— Вероятно, он имел свои причины клясться в этом, — воскликнул Дилл. — Сегодня они узнали друг друга.
— Бетель узнал его как Торна, а не как Левисона?
