— Вы можете богохульствовать: перед смертью у вас еще хватит времени раскаяться в ваших страшных грехах.
— Перед… смертью? — вздрогнул Ржевусский. — Вы шутите, святой отец?
— Увы, бедный безумец, мои уста еще никогда не произносили шуток. Мы обсудили ваше преступление. Оно ужасно: вы изрекли величайшую хулу на церковь. Нашим совместным решением вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуй Бронзовой Девы. Вы обручитесь с ней на вечную жизнь.
— Что?! — воскликнул молодой человек и пошатнулся.
«Героическое» средство. Письмо к каштеляну N-ского костела
Я провел первую ночь в Варшаве отвратительно. Вы поймете причину, если я вам скажу, что Путилин, уехав вечером к графу Ржевусскому, вернулся только… в шесть часов утра! При виде его у меня вырвался вздох радости и облегчения. Мой гениальный друг скрупулезно посвятил меня во все детали своего визита к старому магнату, так что к концу его рассказа у меня возникло ощущение, что я лично при всем этом присутствовал.
— Милый мой доктор, скажу тебе откровенно, что случившееся явилось для меня полной неожиданностью — у меня ведь было нешуточное подозрение, что сам отец принимал участие в организации исчезновения молодого графа.
Лицо Путилина было угрюмо-сосредоточенным.
— И если прежде я только тревожился за жизнь молодого Ржевусского, то теперь совершенно уверен, что она висит на волоске. Это дело куда серьезнее дела об исчезновении сына миллионера Вахрушинского, даже с учетом «белых голубей» и «сизых горлиц».
— Как? Еще серьезнее? — забеспокоился я.
— Безусловно. Там, несмотря на весь ужас, который мог произойти с молодым человеком, он все-таки остался бы жив. А тут — смерть, и, наверно, мучительная.
— Прости, Иван Дмитриевич, но я не вполне тебя понимаю. Ты говоришь об опасности, угрожающей молодому графу, с такой уверенностью, будто знаешь, где он находится.
— Да, я это знаю.
— Как?! Ты это знаешь?!
— Еще раз повторяю: знаю. Знаю так же, как уже на второй день розысков знал, где находился молодой Вахрушинский.
— Так, ради бога, объясни, в чем же дело?
— В том, чтобы найти способ проникнуть туда, где он находится.
— Разве это так трудно?
— Необычайно трудно. Не забывай, что не всегда приходится иметь дело с наивными сектантами-изуверами из простонародья или же из мещан или мелких купцов. Случается нарываться и на дьяволов в шелковых одеяниях.
Я, каюсь, только хлопал глазами в изумлении.
— Всю эту ночь я их выслеживал.
— Кого — этих дьяволов?
— Да. Я заметил, что эту компанию охватило необычайное волнение: они, кажется, приготовляются к какому-то кровавому каннибальскому пиру. В поисках путеводных нитей, ведущих к этой банде, я чуть было не утонул в этой проклятой Висле… Однако я еле держусь на ногах. Пойду посплю часа два, а затем мне придется прибегнуть к радикальному, но чрезвычайно опасному средству.
— Ты думаешь обратиться к содействию властей? — осторожно поинтересовался я.
Мой друг усмехнулся, отрицательно покачав головой.
— Нет, доктор, это было бы самое нежелательное. Этим воспользуешься ты, если… если со мной случится несчастье.
И Путилин поехал во дворец Сигизмунда Ржевусского с условленным паролем «Pro Christo morior».
— Ну что? — взволнованно спросил граф. — Но, боже мой, что с вами, ваше превосходительство? Вас не узнать… вы ли это?
Перед магнатом стоял человек с круглым одутловатым лицом без бакенбард.
— Мои бакенбарды до времени спрятаны, граф… — усмехнулся гениальный русский сыщик. — Дело, однако, не в них, а в вашем сыне.
— Вы узнали что-нибудь? — Граф побледнел. — Но где же он? Что с ним?..
— Да, кое-что мне узнать удалось. Ваш сын находится в смертельной опасности. Но время не терпит. Сейчас вы должны кое-что предпринять.
— Я?! — настороженно спросил несчастный отец.
— Да. Садитесь и пишите письмо.
— Кому? — пролепетал совершенно сбитый с толку, а еще недавно такой надменный магнат.
— Сейчас вы это узнаете. Прошу написать, ваше сиятельство, следующее:
«Любезнейший падре Бенедикт! Чувствуя себя очень скверно, прошу вас немедленно посетить меня.
Граф С. Ржевусский».
— Боже мой, я ничего не понимаю! Зачем мне приглашать настоятеля N-ского костела?
— Вы желаете спасти своего сына? — резко проговорил Путилин, глядя графу в глаза.
— О! — только и вырвалось у охваченного смятением Сигизмунда Ржевусского.
— В таком случае я попрошу вас беспрекословно выполнять мои распоряжения, — жестко и требовательно сказал начальник петербургской сыскной полиции.
— Но что я буду с ним делать?!
— Вы, разыгрывая из себя больного, настойчиво попросите его остаться во дворце и провести с вами всю эту ночь… во всяком случае до тех пор, пока я не приеду к вам с визитом.
— А… а если он не согласится, ссылаясь на свою чрезвычайную занятость?
— Тогда вы употребите насилие, то есть попросту не выпустите его из здания, даже если для этого вам потребуется вмешательство всех ваших слуг.
— Помилуйте, господин Путилин, вы требуете невозможного! — воскликнул испуганно граф. — Ведь это скандал, преступление, разбой. Какое я имею право творить насилие над человеком, да к тому же еще над духовным лицом?
— В случае чего ответственность я беру на себя. Впрочем, если вам не угодно прибегнуть к моей помощи, мне остается только покинуть вас.
— Хорошо! — в крайнем отчаянии махнул рукой старый граф.
…Через час перед дворцом Ржевусских остановилась карета, из которой вышел католический священник. Прошло минут сорок — и он снова покинул здание.
Очевидно, старый магнат не исполнил приказания Путилина.
Ночная процессия
Два факела, пылавших высоким багровым пламенем, и несколько зажженных свечей в церковных канделябрах тускло освещали странную процессию, двигавшуюся по мрачным длинным коридорам. Под этими страшными сводами царил такой зловещий, густой мрак, что имевшегося света хватало только на то, чтобы не споткнуться и не удариться о стены коридора. Вслед за двумя фигурами, облаченными в черные рясы, шел высокий худощавый человек, за ним попарно следовали шесть персон духовного звания.
— Не думал я, что мне придется совершать это печальное путешествие… — раздался под мрачными сводами резкий властный голос.
— Что делать, ваша эминенция. Sic Deus vult. Так хочет Бог.
— Осужденный предупрежден, что казнь произойдет сегодняшней ночью?
