Ее кожа горела, грудь ныла.
— Не могу поверить, что это случилось, — выдохнула она, одеревеневшими пальцами застегивая жакет.
— Тебе не следовало приходить сюда, Сэнди, — мрачно сказал Уго.
— Я пришла совсем не за этим! — выпалила она.
— Послушайся моего совета и уходи. — Отвернувшись, он обогнул стол. — И если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты никогда больше не вернешься сюда.
Сэнди кивнула. С трудом проглотив застрявший в горле комок, она попыталась удержаться на ногах, не опираясь на стол, но потерпела неудачу. Ноги отказывались ей служить. Это был предел унижения, и Сэнди прикрыла дрожащей рукой глаза, которые уже жгли слезы.
— М-мне нужны мои д-документы, — запинаясь, произнесла она, и сделала отчаянную попытку встать на ноги, чтобы хотя бы удалиться с минимальным достоинством.
Уго холодно кивнул и стал собирать бумаги. Сэнди в молчании ждала, когда он протянет их ей, и она сможет уйти, чтобы больше никогда, никогда сюда не возвращаться.
— Джек по-прежнему держит ферму? — внезапно спросил он.
Она нахмурилась, все еще с трудом соображая.
— Он погиб пять лет назад. Несчастный случай на работе.
— Сожалею. Я об этом не слышал.
Сэнди только пожала плечом. Между нею и мужем ее родственницы, взявшим ее на воспитание, никогда не существовало особой привязанности. Она сожалела о трагической смерти Джека, но так и не простила его за ту роль, которую он сыграл в попытке сломать ей жизнь.
— А Рик?
О, как же! Он не мог не задать этого вопроса! Сэнди опять захлестнула волна горечи. В глазах вспыхнул огонек враждебности. Вздернув подбородок, она протянула руку и потребовала:
— Бумаги!
Уго счел весьма красноречивым этот отказ говорить о человеке, с которым Сэнди предала его. Он опустил взгляд на протянутую руку.
— Ты изменилась, — заметил он. — Стала более жесткой.
— Жизнь обычно меняет людей.
— Как и деньги.
— И деньги, — кивнула она.
— Деньги, распоряжаться которыми ты хотела доверить мне?
— Совершенно невозможно уследить за деньгами, если не привык иметь с ними дела, — ответила Сэнди.
— Но почему мне? — спросил Уго, неожиданно заинтересовавшись.
— Саймон заверил меня, что ты — лучший. — И это все, чего ты от меня добьешься, мысленно добавила Сэнди.
— Лгунья, — протянул Уго. — Это ты предложила Саймону обратиться ко мне.
Сэнди захлопала глазами. Она не ожидала, что Саймон проговорится. И все-таки не растерялась.
— Хочешь сказать, что ты — не лучший?
Его улыбка встревожила Сэнди. Встревожила потому, что на лице Джимми она часто видела точно такое же выражение, но никогда прежде не связывала его с отцом. Она знала, конечно, что внешнее сходство передается по наследству, но не подозревала, что это относится и к улыбке.
Она тоже попыталась улыбнуться.
— Я думала, что деловая этика заставит тебя забыть былые обиды, но, кажется, ошиблась. Найду кого-нибудь другого.
— Для того чтобы… — Уго опустил взгляд на верхний лист стопки, лежавшей перед ним, — «вложить половину наследства в долгосрочные проекты, в то время как другая половина, заключенная в трастовый фонд, остается неприкосновенной», — прочитал он вслух.
Дыхание Сэнди участилось. Уго начал проявлять интерес, когда ей это было уже не нужно.
— Саймон учредил этот фонд по моей просьбе, — натянуто произнесла она, не отрывая взгляда от смуглых пальцев, перебирающих бумаги, в которых значились подробности ее жизни.
Ее жизни и жизни Джимми.
— Для кого? — спросил Уго.
— Разве это имеет какое-нибудь значение? — холодно спросила Сэнди.
— Имеет, если ты хочешь, чтобы я с тобой работал, — спокойно произнес он.
— Уже не хочу.
Не обращая внимания на ее слова, Уго подошел к своему креслу и опустился в него, не выпуская документы из рук.
— Сядь и объясни, — спокойным тоном предложил он и перешел ко второй странице.
— Н-нет. Я передумала, Уго. Я совершила ошибку, придя к тебе. Теперь я это понимаю. Ты был прав: мне следует уйти. П-прости за вторжение.
Уго взглянул на ее застывшие в напряжении плечи и побледневшее лицо. Она боится! Она просто побелела от страха, внезапно утратив всю воинственность.
— Для кого? — размеренно повторил он вопрос и с еще большим интересом отметил, что ее глаза забегали по сторонам, избегая останавливаться на нем. Наконец она сосредоточила взгляд на одном из телефонных аппаратов.
— Время ланча закончилось, — отрывисто произнесла Сэнди. — Мне пора быть совсем в другом месте.
Ничего не говоря, Уго продолжал сидеть и наблюдать, как она нервно шевелит пальцами и облизывает языком дрожащие губы. Губы, которые все еще ноют от моего поцелуя, подумал он. Губы, которые словно разучились говорить.
Внезапная мысль заставила его еще больше прищуриться. Теперь она Александра Медфорд, а не Сэнди Бойл, которую он знал. Эдварду Медфорду было за девяносто, когда он умер, сделав свою вдову очень богатой. Уго знал, как поступают умудренные опытом люди, стремящиеся уберечь свои деньги от махинаций расточительных жен. Но уберечь для кого?
— Ответь мне, Сэнди, — грозно потребовал он.
Она искоса взглянула на него, затем снова отвела глаза и хрипловато пробормотала:
— Фонд учрежден в интересах моего сына.
Так вот оно что! Старичок, оказывается, был в состоянии наслаждаться восхитительным телом молодой жены! При одной мысли об этом его словно обдало холодом. Она теперь так бледна, что глаза кажутся двумя темными ямами. Что это — стыд? Может, она уже начинает понимать, что совсем не так просто прийти к нему и признаться, что продалась за мешок золота человеку, который ей в деды годится? — мрачно размышлял Уго.
Его чуть не тошнило от отвращения. Она стояла перед ним, глядя молящими о понимании глазами. Но он видел только ее прекрасное обнаженное тело, распростертое под стариком.
Отложив бумаги, Уго встал с удивившей его самого легкостью и плавно обогнул стол.
— Пойдем со мной, — сказал он и снова удивился тому, как ровно звучит его голос.
Он отвернулся и зашагал к двери. Через несколько мгновений Уго услышал, что Сэнди последовала за ним. В приемной Джина печатала на машинке, а Анджело, присев на край ее стола, говорил по телефону. Разговор шел по-итальянски, но Уго не понимал ни слова, произносимого на родном языке.
— Анджело! — Взмахом руки он потребовал внимания помощника, продолжая идти в дальний конец холла, где наготове стояли лифты с открытыми дверьми.
