И выходит, что государство, двенадцать лет подряд тратившее огромные деньги на обучение элитного спецназа, прошедшего огонь, воду и медные трубы (горные ущелья) Афгана, фактически расформировывает в угоду политическим амбициям «демократов» этот элитный спецназ. Правда, умные советники помогли Ельцину собраться с мыслями и уговорили не расформировывать «Альфу» и за правильную человеческую позицию не наказывать ее командира — генерала Зайцева. Но от президентской охраны элитный спецназ все равно был отстранен.
«Вымпелу» повезло меньше, и он стал именоваться в МВД России как спецназ «Вега».
А ведь никто до сих пор не знает исторической правды страшного октября 1993 года, когда группа безответственных даже не политиков, а генералов и интриганов от политики противопоставила себя всей России. Когда приказ на подавление сопротивления в Белом доме получен лично от Президента России, раздумывать бойцам спецназа просто опасно, но по-человечески понять их командиров — генералов Герасимова и Зайцева — можно, ведь стрелять в свой народ — все равно что бить слабого и немощного старика на улице спецназовским ботинком. Особенно умиляет, когда женщина-журналист судит об этих событиях со страницы солидной газеты с этаким всезнающим темпераментом и ортодоксальной убежденностью.
И никто не задумается, а может и просто не знает, что спецназы «Вымпел» и «Альфа» совершили чрезвычайно геройский поступок, как бы подчинившись приказу, а на самом деле — проникнув в Белый Дом, чтобы вывести оттуда под своей охраной тысячу партийных болтунов. Не сделай они этого — и ночью озверевший ОМОН, уже положивший днем дубинками на землю стариков возле зоопарка, просто ворвался бы в Белый дом и перекрасил бы его в красно-алый цвет, усеяв мозгами хасбулатовских соратников стены мозгового центра России. И это, я считаю, — «афганский синдром» боевой правды бойцов, прошедших горячие точки.
Хочу предоставить слово непосредственному участнику тех событий, бывшему начальнику отдела спецназа «Вымпел», полковнику КГБ СССР Сергею Проценко:
«С “Альфой” мы были вместе, не делились. Мы, старики, знали друг друга с 1979 года. Те, кто помоложе, — с конца 80-х. В Афганистане вместе, по “горячим точкам”, считай, заодно мотались, учения совместные. Так что скрывать было нечего. Не идти — нельзя, идти — тоже нельзя. Договорились принять бескровное решение. Погрузились в автобусы, выехали из Кремля, остановились в улочке рядом с Генштабом. Подъехал к нам Барсуков. Стали предлагать ему свои варианты.
Ну, например, стрельба раздается с двух сторон. Окружаем Белый дом, прочесываем все чердаки, крыши, помещения, а уже оттуда нет ни одного выстрела. А отсюда, со своей стороны, легче остановить огонь. Увы. Это предложение он отвергает. Тогда прямо в лицо Барсукову говорим: стрелять по своим русским не будем. Очень тяжелое впечатление произвели действия ОМОНа в районе зоопарка. Они жестоко били людей… Это не ожесточило нас, произвело обратный эффект.
Часов в 15 стали выдвигаться к Белому дому. Гремели выстрелы, падали люди. Мы видели: по мере затягивания конфликта жертвы будут расти.
Я со своим отделом выдвинулся вдоль здания к центральному входу. У Белого дома стояло тысяч пять человек. Никто не мог объяснить, что это за люди — сторонники парламента или наоборот. Подошли ближе, присмотрелись. Стало ясно — это не сторонники парламента. По взглядам, возгласам можно было понять: они рвутся туда не с благими намерениями. Конечно, здесь же толпились и журналисты.
Пришлось вытащить милицию с задних рядов, поставить вперед и с их помощью начать потихоньку, культурно теснить толпу. Уговаривали, мол, пули летят, не резиновые. Поставили свое оцепление. Я поднялся с центрального входа на второй этаж. В зал, где сидели депутаты, не входил, стал на входе уговаривать их покинуть Белый дом.
Потом пошли на четвертый этаж к Руцкому. Навстречу вышли офицеры с оружием, с автоматами, и сначала приперли нас к стенке. Минут семь им объяснял. Тут же депутат Тараненко был, он меня проводил к Руцкому.
Долго мы говорили с Руцким в окружении депутатов. Обстановка напряженная. Они нервничают, я тоже нервничаю.
Как мог убеждал: чем раньше выйдем, тем раньше все закончится. Главное — вывести людей, чтобы никто не погиб. Было много вопросов, заявлений, мол, мы не вели огонь, это нас хотят расстрелять. Словом, мне не доверяли. Мне кажется, перелом произошел после того, как Сажи Умалатова сказала: “Я верю этому полковнику!” Вижу, и Руцкой к моему предложению склоняется.
Руцкой, Хасбулатов и еще человек сорок спустились вместе со мной в фойе первого этажа. И вот тут начались проблемы.
Пытаюсь связаться по рации — не удается. Спустился по лестнице вниз к бронетранспортерам, вышел на связь с командиром группы “А” генералом Зайцевым. Представился, мол, я — такой-то, вышел в фойе с Руцким, Хасбулатовым и другими депутатами. Дал гарантии безопасности.
Зайцев попросил меня подождать. Ждем. Ответа нет. Снова волнения, надо как-то разряжать обстановку. Но меня начинают спрашивать: где автобусы? То и дело возникают вспышки напряженности, выкрики: “Не пойдет! Будем стоять до последнего! ”
Я спустился второй раз, попросил автобусы и БТРы сопровождения. Вскоре к нам поднялся с группой людей Коржаков. Когда он представился, толпа взволновалась и закричала. А тут еще его охрана бросилась обыскивать. Пришлось этот обыск резко пресечь, иначе не знаю, чем бы все закончилось.
Коржаков спросил: “Где Баранников и Макашов?” Я ответил, что со мной только Хасбулатов и Руцкой. Он дал команду доставить их в Лефортово. В это время подошел транспорт. Подвели Макашова. Его, Хасбулатова и Руцкого я посадил в автобус, туда же вошел и Коржаков с охраной.
Когда мы отъезжали от Белого дома, Хасбулатов в окно увидел пляшущих людей. Они прыгали и смеялись. Спросил, что за люди и почему себя так ведут.
Я ответил: “Наверное, радуются”.
“Они еще горько пожалеют об этом”, — сказал Хасбулатов.
Это были его единственные слова. Руцкой говорил много. Что военные обещали поддержать, что звонили, выражали поддержку, называл фамилии. И вот предали…
В конце сказал: “Передай привет Герасимову. Я его выручал в Афганистане!”»
В январе 1994 года «Вымпел» передали в МВД России, где он находился под именем спецназа «Вега» полтора года. В августе 1995 года это подразделение Указом Президента было передано обратно в ФСБ.
Ведь два элитных отряда спецназа КГБ по своей огневой мощи и профессионализму могли заменить общевойсковую армейскую дивизию. И это знали все. Силовой кулак спецназа всегда решал политические проблемы и амбиции своих руководителей, и это счастье, что командиров спецназа научили думать и считаться со своей офицерской совестью.
Однако хочу еще немного рассказать читателю о командире спецназа «Вымпел» — генерале Дмитрии Герасимове, который в Афганистане был известен всей 40-й армии как командир бригады спецназа полковник Герасимов, гроза наркомафии. А произошло это, когда полковник
