Первой отмерла рыжеволосая красотка и принялась, не глядя, нашаривать край покрывала. Следом спохватилась я, убоявшись, что жаба взбрыкнет, вырвется из рук мучителя и слетит со второго этажа.
– Немедленно отдайте Дороти, пока у нее не случилось кровоизлияния в мозг! – подскочила я к Бренту-старшему, вернее, подпрыгнула, потому как чуть не споткнулась о перевернутый пуфик. – Живодер!
Уильям перевел ошарашенный взгляд на жабу, и когда я мягко усадила ее в колыбель из ладоней, уточнил:
– Вы назвали жабу своим именем?
– Прокляну! – с достоинством огрызнулась я, не найдя, чем ответить на справедливое замечание, и, покачивая бедрами, направилась к выходу.
– Дороти очень трепетно относится к своему домашнему питомцу, – перестав пялиться на привлекательную дамочку в хлопковых простынях, принялся объясняться Картер. – Извините за бесцеремонность. Продолжайте заниматься… чем вы там занимались.
– Неудержимым прелюбодеянием, – едва слышно фыркнула я.
– Сном! – тут же нашелся Картер, пытаясь заглушить мой комментарий. – Неудержимым сном… В смысле… Ну, вы поняли. Адью, как сказал бы Жюль.
Однако Уильям посчитал, что извинений младшего брата ему мало, и решился заговорить со мной. Снова. Чокнутый смельчак, прости, темная Богиня. В спину мне полетел вопрос, заданный крайне раздраженным тоном:
– Дороти, объяснитесь! Как ваш, с позволения сказать, домашний питомец оказался в спальне… – Он примолк, видимо, пытаясь придумать тактичный статус для столичной гостьи.
– В спальне вашего питомца? – услужливо подсказала я, оглянувшись через плечо. Уильям закашлялся, совершенно точно стараясь сдержать смешок.
– Простите, что?! – возмущенно воскликнула Имоджен, выпячивая грудь и роняя простыню. Честно, я даже растерялась, как лучше поступить: нравоучительно дать выпученному Картеру подзатыльник, закрыть ему ладонью глаза или заботливо подтереть слюни воротничком от манишки.
– Вы еще и глуховаты? – улыбнулась я. Клянусь, никогда в жизни не была такой милой с несносными дамочками. – Кстати, за золотой могу помочь вернуть слух…
– Вилли, скажи ей! – взвизгнула она, прося защиты от насмешек.
– Вилли? – немедленно восхитилась я прозвищем, и у Брента-старшего при виде моей ироничной усмешки лицо немножко скосило. Надеюсь, не лицевым параличом, а просто от раздражения. Злость пройдет после пары… (прикидывая вес, я воззрилась на растрепанного во всех смыслах ловца жаб) пары десятков валерьяновых капель в стакан с виски, а неподвижность лица замучаешься лечить.
– Мы уходим, – заявил Картер и, подхватив меня под руку, не вывел, а скорее вытолкал из гостевой спальни.
Назвать наш уход величавым я бы не рискнула – мы добирались до гостевых покоев синхронной рысцой. Видимо, Брент-младший хотел поскорее спрятаться от озверевшего брата (Брит всегда говорит, что мужчины похожи на детей, и если им случайно прервать игру в паровозики, то они сильно гневаются). К слову, нас с Картером поселили в разных концах коридора, как будто боялись, что если комнаты окажутся смежными, то мы забудем о приличиях и при любом удобном случае начнем заниматься в доме, пахнущем смертью, неудержимым прелюбодеянием. Точно как Уильям со столичной подружкой.
И вообще, я не ханжа ни разу, но где ж это видано, предаваться плотским утехам сразу после завтрака? А вдруг несварение случится? Могли бы подождать до послеобеденного сна. Никакого удержу! Даже завидно.
Прежде чем запереть дверь моей спальни, Картер внимательно проверил коридор, не подслушивает ли кто-нибудь. Три раза провернув ключ в замочной скважине, он прошептал:
– Ты же говорила, что Дороти превратилась в крысу. Эволюционировала, сказала ты!
– Она, конечно, эволюционировала, – согласилась я, не совсем понимая суть претензии, если двадцать минут назад мысль о том, что будущая жена отрастила хвост, привела жениха в вящий ужас, – но еще не совсем определилась с внешним обликом.
– То есть…
– Если мы не сможем превратить ее в человека, то, возможно, в конце концов ты будешь жить с ящерицей, – осторожно усадив жабу в аквариум, вздохнула я. – Ты говорил, у нее из родственников только брат и тетка? Быстро хватятся?
– Ты ведь сейчас издеваешься? – опешил Картер.
– Честно говоря, я серьезней на защите диплома не была.
И тут оно снова случилось! Дороти, счастливо плюхнувшаяся в теплую водицу, вспыхнула ярче солнечного света. Стеклянный резервуар мгновенно лопнул от магического напряжения. На широкий подоконник со звоном осыпались крупные черепки, а вместо жабы перед нами предстала юркая голубоватая ящерица с гибким хвостом и черными глазами-бусинами.
– Сглазила! – громко произнес Картер, и его невеста дала такого стрекача с подоконника, что перегнала бы в резвости даже крысу. Ловко по стене к потолку, чтобы нырнуть в решетку воздуховода, но жених оказался проворнее. Широкая ладонь пару раз шлепнула по шелковой настенной ткани в цветочек и мимо юлившей невесты, но потом Дороти все-таки попалась…
– Только не за хвост! – рявкнула я как раз в тот момент, когда ловец с победоносным видом поднял оцепеневшую от страха беглянку над головой.
Секундой позже длинный гибкий хвост остался в сжатом кулаке Картера, а ящерица шлепнулась на пол и без пауз бросилась под кровать, шустро перебирая лапами и вихляя обрубленным тельцем. Онемевший от ужаса жених таращился на кусок будущей супруги в своих руках и зеленел с лица.
– Как? – после долгого молчания хрипловато прошептал он. – Как я мог доверить наши жизни черной ведьме?
– Не доверил, а втюхал насильно. Шантажом, – пришлось напомнить ради справедливости, хотя вопрос явно был риторическим и никакого ответа не требовал. – Заметь, я честно отбивалась.
Одарив меня жалобным, как у испуганной сиротки, взором, Картер закатил глаза и рухнул в глубоком обмороке. Хорошо, что пол устилал ворсистый ковер, иначе бы бедняга разбил голову.
Для очистки совести я заглянула под кровать, но Дороти не нашла. Оставалось спасать того из будущих супругов, который имелся в наличии. Не мудрствуя лукаво, ткнула Картеру пальцем в лоб, посылая магический разряд. Вспыхнул зеленоватый огонек, призванный вернуть парню сознание, но он приходить в себя решительно не хотел.
– Проклятье, как же с вами, людьми, сложно…
Набрала в рот воды из графина и фонтаном брызг окатила болезного. Никакого эффекта. Пара хлестких оплеух по щекам тоже не помогла. С другой стороны, не каждый мужчина сохранит сознание и трезвый рассудок после того, как отдерет кусок от невесты.
После всех потрясений Картер заслужил полное право валяться без чувств на кровати, а не на полу. Оставалось уложить его на перинку и дождаться самостоятельного возвращения в реальный мир. Даже альтруисткой себя заранее почувствовала.
Схватив жениха за руки, я попыталась подтянуть обмякшее тело к кровати, но парень оказался неподъемным, а туфли зацепились за край ковра, собрав его гармошкой.
