Зато брат Дороти с беспечным видом прихлебывал крепкий чай, заговоренный на непреодолимое желание вернуться восвояси, с большим аппетитом заедал песочными печеньями и не испытывал никакой потребности собираться в дорогу.
– Дорогой братец, ты меня проведал, убедился, что я жива и здорова, – попыталась я подогнать нерасторопного родственника, – не пора ли закладывать коней?
– Ты подумала об этом же?
– О чем? – моргнула я, кажется, заражаясь недогадливостью гостя.
– О бабочках.
Проблемы с бабочками в животе еще с утра у меня присутствовали, и в библиотеке я занималась активным их уничтожением, но брат Дороти явно имел в виду каких-то других бабочек, никоим образом не сопрягавшихся с конями.
– Господин Флинт, Дотти наверняка упоминала, что я страстный энтомолог. Знаю, что в вашем поместье обитают редкие тигровые бабочки!
– Тигровые – в смысле как креветки? – вежливо уточнил дядюшка, сделавший вид, будто мы каждый вечер обсуждали странные увлечения брата Дороти. Проклятье, да я вообще забыла о его существовании.
– Тигровые – в смысле, с леопардовым окрасом, – поправил гость, и в комнате воцарилась звенящая тишина. По всему, абсолютно все (я в том числе) пытались сообразить, как выглядели крылатые твари.
– Вы заметили их из окна кареты? – не удержался от шпильки Уильям, с возмутительной иронией следивший за нашими с Картером попытками выкрутиться из затруднительного положения.
– Нет, но я видел много других чудесных вещей, – отозвался гость.
– То есть домой ты не намерен возвращаться? – прямо спросила я.
– Только, Комарик, отведу тебя к алтарю, как завещала наша маменька.
Гость протянул руку и потрепал меня по щеке, как малого глупого ребенка. Больно, с подвывертом, наверняка оставив красный след. Ошарашенная, я даже не возмутилась, таращилась на будущего шурина Брентов как баран на новые ворота и отказывалась верить собственным глазам. Впервые в жизни мне встретился человек, совершенно невосприимчивый к черной магии.
Возможно, он прятал под рубахой хитрый защитный амулет или относился к немногочисленным счастливчикам, с рождения осененным светлой Богиней, но мое проклятье оказалось бы действеннее на покойнике. Другими словами, никогда еще вместе с Картером мы не были так близки к провалу!
– Так почему бы вам не отправиться на пикник? – тут же сообразил Флинт.
Понятия не имею, что это за странное светское развлечение «пикник», но прозвучало оно ничуть не лучше, чем «шабаш».
– Половите этих ваших креветочных бабочек, – продолжил дядюшка.
– Леопардовых, – хмуро поправил Картер.
– Вообще-то тигровых, – вздохнул Уильям.
Братья со странным видом переглянулись, видимо, осознав, что обсуждают насекомых, наводнивших луга Кросфильда.
– Пикник! Обожаю проводить время на природе! – от радости захлопала в ладоши Эбигейл.
Точно, шабаш на свежем воздухе! При мысли о том, чтобы выйти на улицу из особняка, меня передернуло. Если днем кусалось солнце, то вечером – злющие комары.
– Прикажу Мэри подготовить корзины, – спохватилась воспитанница Флинта и послала мне укоряющий взгляд, намекавший, что развлекать братца исключительно моя обязанность. – Дороти, поможешь?
– Собрать корзины или приказать? – уточнила я.
– Полагаю, Эбби, что наш гость утомился долгой дорогой по жаре, – пришел на помощь Картер. Вместо пикника он, по всей видимости, хотел остаться со мной наедине и узнать, что именно пошло неправильно, раз гость не собирался на прытком жеребце скакать обратно в большой город.
– Я вовсе не устал! – жизнерадостно отказался визитер дать нам возможность придумать новый злодейский план, коль к старому мы даже не подступились.
– Обед уже прошел, еда будет только на ужин, – безжалостно объявила я.
– Тогда, пожалуй, надо чуточку вздремнуть, – сдался он.
Оставив Флинта в компании облитого чаем пастора, мы вышли в холл, куда как раз втащили пыльный дорожный сундук. Эбигейл с важным видом, как заправский экскурсовод, принялась рассказывать гостю о нарисованных умершей хозяйкой пейзажах, сейчас украшавших стены. Увлекшись, она напрочь игнорировала, что бедняга, далекий от прекрасного, отчаянно зевал, через раз прикрывая рот.
– Что случилось? – схватив меня под локоть, зашептал Картер.
– На него не действует колдовство.
– Вообще?!
– Угу.
– И что?
– Ничего, – пожала я плечами. – Выселим.
– Как?
– По старинке, пинками, – фыркнула я. – Сбежит сразу после этого вашего шабаша на природе.
– Думаете, как выкрутиться? – Нас нагнал Уильям. Мы одарили его по-волчьи злобными взглядами, но Брент-старший к чужому раздражению был совершенно нечувствительным.
– Кстати, до того, как вы пришли, Барнс заявил, будто Дороти прекрасно музицирует на рояле. Подозреваю, что Флинту придет в голову организовать музыкальный вечер.
– Какой еще музыкальный вечер? – сдавленно прошипела я и тут же фальшиво улыбнулась братцу Барнсу, бросившему на меня вопросительный взгляд, мол, дорогой брат Барнс, все отлично, наслаждайтесь местной галереей, такой безвкусицы вы не найдете нигде в королевстве.
– Шабаш, где все делают вид, будто наслаждаются бездарной музыкой. Как ты играешь на пианино?
– Разрушительно, – отозвалась я сухо, понимая, что выставить гостя необходимо до восхода, иначе дому придет конец.
В детстве бабка заставляла нас с Брит играть на рояле. У кузины получалось неплохо, к семнадцати годам она освоила польку и половинку какого-то мудреного вальса. Что касается меня, то даже тугоухому дядьке Аскольду становилось очевидным, что если в замке от фортепьянной музыки лопались хрустальные бокалы, закаленные специальным заклятьем прочности, то ведьму лучше за клавиши не сажать и вообще запретить приближаться к музыкальным инструментам.
– Ну, удачи, дорогая госпожа Слотер, – мягко улыбнулся Уильям и шепнул на ухо Картеру, но недостаточно тихо, чтобы не услышала я: – Руки с ее талии убери.
Жених моментально спрятал руки за спину, а Брент-старший скрылся в кабинете.
– Можешь его проклясть? – недовольно кивнул в сторону закрывшейся двери младший брат.
– Он мне здоровеньким пригодится, – покачала я головой.
Тут в глубине дома прозвучал возмущенный визгливый вопль. Из столовой в холл вырвалась лысая кошка с совершенно бешеным взглядом и цепочкой домашних сосисок в пасти, летевшей сзади длинным хвостом. За ними (сосисками и Дороти), размахивая полотенцем, неслась Мэри в съехавшем на затылок чепце. Позабыв про манеры и гостей, экономка орала дурным голосом:
– Стой, паршивая крыса! Отдай сосиски, их на обед еще подать надобно! Держите ее!
