– Шли годы. По узкой тропке, что вела только в одну сторону, каждые десять лет, ровно по графику, приходил курьер. Такой же, как ты. Каждый раз это были абсолютно разные люди. Первые двое вообще и не собирались возвращаться. Наоборот – они мечтали остаться, потому что Тешев был островком спокойствия в море войн и насилия, творящихся вокруг.
Учитель взял стакан воды со стоящего рядом столика и глотнул. Как ни странно, но точно такой же столик стоял рядом с Дреем, и он понял, что тоже хочет пить. Его столик был пуст, но кто-то сзади, скорее всего Виталий, почувствовал его желание по повороту головы, по взгляду – и поставил на гладкую поверхность кружку с водой.
Учитель не стал ждать, когда Дрей напьется. Он начал говорить, хотя Дрей еще даже не оторвал кружки ото рта:
– Третьего курьера убили, потому что он пытался сбежать от нас наружу по дороге. Его бы не тронули, если бы он пошел на мины: никто не любит брать греха на душу. Но мы никогда не перекладывали свой груз на чужие плечи. И не надеялись на Изоляторов. Так мы воспитаны. Все мы, даже они, – Учитель повел рукой в сторону сидящих у стены, – те, кто сомневается. Те, кому недостаточно верить, и желающие знать правду. Всю правду.
Но внешний мир не подвел нас ни разу. Там, среди развалин святынь, еще на Закате поставили часы. Атомные часы – точнее никогда не было. Никогда не было и надежней. Они не показывают ни годов, ни времен дня или ночи. Они ведут обратный отсчет – до прихода следующего курьера, до прихода следующей порции манны небесной, которая должна остановить нашествие тьмы на землю.
Учитель замолк на секунду, вздохнул, впервые посмотрел Дрею прямо в глаза – и только после этого продолжил:
– Но многие забывают, что на самом деле это обратный отсчет до необратимости. До того момента, когда ампулу будет поздно разбивать, а семнадцатой культуре нашего локального апокалипсиса слишком поздно останавливать остальные шестнадцать. И сейчас на этом таймере рекордно малое время. Меньше не было никогда. Сейчас на них осталась всего лишь пара дней до нуля. Ты первый курьер, который так опоздал.
– Я уже говорил, – угрюмо ответил Дрей, – я не опоздал. Мне пробирку выдали и сюда отправили всего-то несколько дней назад.
– Значит, кто-то опоздал вместо тебя. Значит, звезды складываются так, как надо. Но чтобы ты понял это, я должен рассказать тебе вторую часть этой истории. То, ради чего ты здесь.
Дрей кивнул. Стало понятно, что коротко и по сути Учитель говорить не умел. Может быть, он считал все то, что говорит, настолько важным, что не мог выпалить все быстро-быстро и сразу перейти к сути. Может быть, он лучше Дрея осознавал, насколько запутанные решения предстоят, и поэтому не мог позволить себе упустить важных составляющих всех событий. Он был как летописец, которого прорвало. Который наконец-то нашел кому рассказать о десятилетиях, что хранятся в его хрониках.
– Те ученые, наномеханики, что оказались здесь с самого начала, они умерли не все. Период истерики и метаний закончился. Наш народ оказался в полной изоляции. Пришел первый курьер – через десять лет после того. Странно, курьеры каждый раз разные, но ты первый профессионал. Я же вижу, что ты боец. Что ты умеешь думать – иначе не пошел бы за ребятами. Ты небось даже читать умеешь?..
Ученые начали задавать себе вопросы. Из подручных средств собрали кое-какое оборудование. Кое-что даже получили снаружи. Мы тут, конечно, всегда были в изоляции, но эта изоляция строга только в ту сторону, не в эту. И в большом мире оказались люди, желающие помочь.
Механики тестировали. Они отделяли правду от лжи. Они нашли все шестнадцать культур – это полная правда. Но они не обнаружили в них никаких следов возможных убийц. Они проверяли и перепроверяли десятилетиями. Пришел второй курьер, был убит третий. Пришли многие после тех лет. Некоторые из механиков давно уже сгинули по разным причинам, нас здесь вообще стало совсем мало. Сейчас в секторе не наберется и тысячи взрослых. Но дело механиков жило и после их смерти. Тесты продолжались. Не так уж и давно все узнали результаты: ни одного доказательства того, что хотя бы одна из шестнадцати наноколоний несет в себе угрозу. Даже наоборот – все они добавляли разные полезные свойства нашим людям, да еще и взаимодействовали между собой, балансируя помощь телам нано. Должны были добавлять. Но вот семнадцатая, что появлялась каждое десятилетие у наших куполов, тормозила их действие, замораживала эти свойства еще на десятилетие. И сейчас в тебе – шестнадцать культур нано, которые могут принести тебе пользу. Могли бы, если бы не одно «но».
– Два, – буркнул Дрей.
– Прости? – впервые сбился со своей речи Учитель.
– Я говорю – два, Учитель. Первое «но» лежит у меня в рюкзаке, упакованное в надежном футляре. И ты, наверное, о нем. Второе «но» – я все-таки экзо.
Даже в этой ситуации Дрей предпочитал не выходить из своей роли. Чревато.
– Да-да, конечно, извини. Ты же понимаешь, что в нашей ситуации об экзо я знаю только понаслышке. За всю свою жизнь ты – первый, которого я вижу. Наверное, ты будешь болеть, может быть, даже умрешь, но болели и умирали многие до тебя. Это не может поменять решения, которое всем нам придется сделать. И тебе в том числе. Кстати, есть еще кое-что. Если семнадцатая культура вовремя не видоизменяет действия остальных, то они теряют возможность к «вирусному»… – Учитель поднял руки и сделал непонятный жест пальцами, как будто скребся о что-то невидимое в воздухе… – переносу. Только наследственный. Так что приди ты сюда чуть попозже – тебе бы ничто-ничто не грозило.
Но ставка была слишком высока. Очень. Люди, несколько поколений привыкших жить под этим гнетом, не могли поверить в то, что все это оказалось большим блефом. Даже я, даже сейчас не могу поверить в это душой, хотя понимаю разумом. Поэтому почти шестнадцать лет назад, после смерти последнего механика, мы приняли крайнее решение…
Учитель встал и подошел к стеклу. Постучал по нему:
– Мы создали этот бункер. Это не просто стекло, не подумай. Это комната общения. Чтобы я не сошел с ума, хотя я все равно слишком часто близок к этому состоянию. Там, – Учитель качнул затылком назад, – еще несколько комнат, где есть все необходимое. И тонны еды. Внутренний цикл очистки. Полная переработка воды – и многотонные запасные цистерны. Общее с миром бункера у меня только одно – воздух. Который, прежде чем попасть внутрь, проходит такое количество фильтров, что даже самые последние, самые крохотные модели ботов не способны их проскочить. А внутри я проверяю, проверяю часто, нет ли утечек. Этот бункер создавался несколько лет. Потом мы бросили жребий. И этот жребий достался мне.
Тогда я и стал Учителем. Знаешь, что странно: из тех, кто бросал жребий, выжил только я. Хотя когда за мной закрылась последняя дверь, я думал, что умру значительно раньше остальных: просто не выдержу здесь.
– Судя по времени, ты не получал дозы семнадцатой в предыдущий раз? – Дрей стремился ускорить разговор. Что-то подсказывало ему, что время поджимает все больше.
