– А-а-а, так ты о…
Иосиф Виссарионович усмехнулся.
– А если серьёзно, то действительно молодцы. Нет, ошибки, конечно, есть, но небольшие. И вполне объяснимые. То есть совершённые на основании той информации, которая была вам доступна в момент принятия решения. И часть из них вы довольно быстро купировали. Ну а часть… увы, абсолютно всегда поступать верно может только Господь. Человеку это по определению недоступно.
– А ты изменился, Коба, – задумчиво произнёс Фрунзе. – И заметно. Речь, жесты… как бы это не принесло дополнительных проблем.
– Я знаю. – Сталин досадливо нахмурился. – Сегодня весь день себя буквально за штаны держал, лишь бы что не ляпнуть. А с вами вот расслабился.
– С нами можно, – улыбнулся Киров.
– Но не нужно, – сердито отозвался Сталин. – Нельзя давать себе слабину…
Разговор затянулся далеко за полночь. Соратников интересовало всё. Даже самые незначительные детали. Впрочем, чего уж там, его самого по первому времени поражали всякие мелочи типа обогреваемых тротуаров в городах или крошечных песчинок-идентификаторов, имплантированных в руку между большим и указательным пальцами (именно там оказалось место, где эта песчинка и наиболее укрыта от повреждений, и практически совершенно неощутима), с помощью которых можно было как купить любой товар в магазине, так и расплатиться за проезд в автобусе, трамвае, метро и даже самолёте. Этакий невесомый и практически не ощущаемый кошелёк, который всегда с тобой. Потому что даже отрезать руку бесполезно. Ибо он, сволочь такая, ещё и паспорт с правами и страховкой. И идентификация идёт сразу по нескольким каналам, один из которых – распознавание лица. Приложил руку к считывателю, глянул в глазок встроенной камеры, если совпало с тем, что зашифровано в цифровом виде на песчинке, и система убедилась, что это ты – всё нормально! Получи, что хотел, от права проезда в трамвае или метро или там ботинок либо мороженого и до справки о здоровье или записи в очередь на операцию. Не распознали – хрен чего сделаешь. У него такая тоже до сих пор в руке осталась… И подобных мелочей, напрочь меняющих не только обыденный язык, но и даже привычные и ставшие естественными ежедневные движения рук, ног и головы, не единицы и даже не десятки, а сотни и тысячи. Так что конструктивного разговора в этот раз, считай, и не получилось. Только ответы на вопросы. Когда первый интерес оказался удовлетворён – за окном уже серело…
Конструктивно удалось поговорить только через неделю. Потому что на следующий вечер кроме «посвящённых» на Ближней даче собрались и старые соратники – Орджоникидзе, Молотов и ещё несколько человек из более дальнего круга. А также Межлаук, которого пока воспринимали весьма настороженно. Хотя «сидельцев» с этого года начали выпускать куда большими объёмами. Не всех, конечно. Чистка есть чистка. Но расстреляно или погибло от иных причин не, как это рассказывал Алекс, около семисот тысяч человек, что случилось в его изначальной истории, а всего около ста восьмидесяти тысяч. Остальных просто «отдрессировали». Пару лет в Сибири, в тайге, на лесоповале, причём первые несколько месяцев под жестоким прессингом уголовников, потом перевод на производство по, так сказать, «гражданскому профилю», а уж затем, чаще всего, условно-досрочное. Ничего, для большинства весьма полезный опыт. Надо, надо было им вспомнить, что на Руси от сумы и от тюрьмы никому зарекаться не стоит. И что высокие посты и дефицитные специальности вовсе не означают вседозволенности и неприкосновенности. Несмотря на все заслуги перед революцией… Вон, тот же Алекс рассказывал, что в его изначальной реальности все члены Совета главных конструкторов, которые и создали советский космос, отсидели. Все! Даже глава Совета – Королёв. И, похоже, во многом потому-то для них и не было слова «невозможно». Всех обогнали. Американцев, с их экономикой, составлявшей на тот момент более половины всего ВВП планеты, немцев, которые начали заниматься этим ещё с довоенных времён и к сорок пятому обогнали всех остальных едва ли не на поколение, всех! И первую в мире атомную электростанцию тоже сделали. И первый атомный ледокол. А вот когда к «рулю» стали уже «непоротые», так всё и покатилось по наклонной…
Вследствие чего в этот вечер свободно поговорить не удалось. И следующие вечера также прошли в, так сказать, смешанном составе. Уж больно многим из числа «старых соратников» срочно потребовалось «засвидетельствовать своё почтение и преданность», а также своими глазами оценить его состояние… А вот через неделю удалось снова собраться чисто кругом «посвящённых». Но не узким, а расширенным. Потому что на этот раз присутствовали практически все, кто знал о портале. Ну, кроме Зорге. Тот ещё из Минска улетел обратно в Швейцарию… После того как Алекс сделал себе пластическую операцию, Рихард остался единственным, кто присматривал за домом, а его надолго оставлять без присмотра не следовало. А вот Вавилов был. Утром прилетел из Новосибирска.
– Ну, чем порадуете? – поинтересовался Сталин у Межлаука и Вавилова, которых увидел впервые после того, как они распрощались друг с другом на Минском аэродроме. Николай Иванович раздражённо сморщился.
– Да уж, пришлось шашкой помахать…
– А что так? – тут же влез Меркулов.
– Да нашлась тут троица… Пытались через знакомых статьи в Англию и Италию передать. В научные журналы. Приоритет советской науки обеспечить. Деятели! Спасибо, твои коллеги, Всеволод Николаевич, успели перехватить в последний момент. У профессора Чумарьина распечатку вообще из чемодана достали, когда он уже в самолёт садился.
– Что-то серьёзное?
– И да, и нет. В принципе – ничего особо секретного, режиму секретности у нас уделяется постоянное внимание, но объяснить, как подобные результаты можно получить без рентгеноструктурного анализа, практически невозможно. А этой методики даже у нас пока в отработанном виде не существует, не то что где-то ещё. Вы же денег на науку с гулькин нос выделяете – вот и получаем новое оборудование в час по чайной ложке, – вздохнул Вавилов.
– Ну уж не так уж и с гулькин нос, – пробормотал Межлаук. Но Иосиф Виссарионович его не поддержал.
– Да, мало. Но ничего, будет и на вашей улице праздник, – успокаивающе махнул рукой Сталин и повернулся к Валерию Ивановичу. – А у тебя как?
– Всё по плану, – доложил Валерий Иванович. – Готовим предложения по изменению в законодательстве. К июлю представим.
– Какие изменения? – тут же насторожился Киров.
– Я тебе потом всё подробно расскажу, – успокаивающе махнул рукой Сталин, – но, в общем, планируется куда более широко использовать артели и паевые товарищества в сфере промышленности. А в сфере торговли и общественного питания так даже и частное предпринимательство возродить. С перспективой отдать в частные руки вообще большую её часть.
Киров набычился.
– Это опять капиталистов делать будем…
– В первом поколении – да, – по-прибалтийски спокойно отозвался Межлаук. – Зато переход собственности по наследству будет обложен налогом в размере, в зависимости от общей стоимости бизнеса, от пятидесяти до восьмидесяти пяти процентов. На самореализации инициативных товарищей, которые смогут создать эффективно действующее предприятие, этот «налог после смерти» никак не отразится, да и денег на то, чтобы воспитать и обучить не только детей, но и внуков всем этим инициативным товарищам при таком подходе также вполне хватит. А вот дальше пусть детки сами в жизни пробиваются, а не работают мажорами-прожигателями того, что родитель сумел сделать и накопить.
