– Слушайте инструкцию. – Киазо впервые заговорил громко, черты его лица еще более заострились, он вновь стал похож на фарфоровую куклу. – Пищепровод работает по принципу пневмоподачи, это значит, что, как только предмет попадает в трубу, под давлением воздуха его проталкивает вперед по заданному маршруту прямо до конечной точки. Разумеется, что конечных точек существует великое множество, и специальная система следит, чтобы кубы с питанием попадали к верным адресатам. Система самостоятельно направляет кубы по трубам в нужном направлении. Поэтому все, что вам нужно будет сделать, – это залезть в трубу ногами вперед, ноги скрестить, руки положить на грудь и тоже скрестить, локти прижать к телу, глаза закрыть и молиться. Все остальное сделает техника! Мы поедем один за другим с промежутком четверть минуты. Если кто-то внезапно застрянет, берегите голову, не забывайте – через пятнадцать секунд в вас на высокой скорости врежется ваш товарищ.
– Сейчас-то и выяснится, кто жрал на работе двойной паек, – ухмыльнулся Вася, поглядывая на Леа.
Она выглядела слегка смущенной, но от лейтенанта отбилась:
– Не жрала, а получала необходимые калории для работы, и вообще, у трогганов паек повышенный из-за особых свойств метаболизма, об этом даже в уставе сказано!
– Чур, я еду последним, чтобы в меня никто не влетел сапожищами по голове! – заявил Свиридов.
– Последним поеду я, – огорчил его Киазо, – нужно после нас систему обесточить и следы замести. Кроме меня, никто не справится.
– Как скажешь, братишка, тогда я перед тобой.
– Первым поеду я, – пришел мой черед высказаться, – следом Леа, затем наш зеленый проводник, потом Василий, замыкающий Киазо. Всем быть предельно осторожными и собранными, не шуметь, не кричать, не привлекать внимания. Прибыв на место, действовать по обстановке. Вопросы?
Вопросов ни у кого не оказалось, и Леа подтвердила предложенный мной план.
Люк пищепровода открылся легко. Изнутри повеяло свежестью.
Вася с уханьем окатил меня густой противной жидкостью из посудины, похожей на ведро. Если это и было масло, то весьма отвратительное на вид, цвет и запах.
Я залез ногами вперед в люк, лег и скрестил ноги по инструкции. Было такое ощущение, что я сажусь в бобслей, только вот боба подо мной не было, одна попа, извините за каламбур.
– Скорость в некоторых участках может дойти до ста километров. Береги ноги! – заботливо предупредил Киазо и закрыл за мной люк.
Несколько секунд ничего не происходило, и я уж подумал, что Киазо не справился-таки с управлением, но тут что-то подо мной зашипело, я с удивлением понял, что сдвинулся с места и покатился вперед по наклонной трубе, постепенно набирая скорость.
Кто катался на «русских горках» и вдруг в процессе осознавал, что крепления его больше не держат и поездка из развлекательной внезапно превратилась в смертельно опасную, поймет мои ощущения. Я летел, как болид, не разбирая дороги, не умея ни управлять движением, ни хотя бы притормозить.
Благо устройство пищепровода было совершенным. Я ни с чем не столкнулся за все время пути и даже ничто не зацепил. Трубы сами собой состыковывались с нужными отрезками, я летел, как локомотив, а машинист где-то переводил стрелки в нужную сторону. Подъемы и спуски я ощущал весьма опосредованно – слишком уж быстро и резко все происходило. И меня даже не тошнило – повезло тем, кто поедет за мной следом. Видно, мой организм за последние дни дошел до такой стадии, когда его ничем нельзя было удивить. Он закалился и окреп. А Слапом ликовал и орал в моей голове боевой трогганский гимн воинов. Ему полет по трубам доставлял неземное удовольствие. Как по мне, гимн – сплошная какофония, набор звуков, состоящий из вскриков, потрескиваний, рыков и посвистываний – все это традиционно использовали трогганы, чтобы запугать врагов.
Думаю, Киазо даже преуменьшил скорость, в некоторые моменты она явно приближалась к двумстам километрам, и если бы не вовремя найденное айвом масло, то от одежды уже давно остались бы лишь рваные клочки, а тело бы мое стерлось до костей.
Я уже начал было верить, что этот полет по трубам никогда не кончится и что бесконечность – это не предел. Хотя, будь я немного более объективен и считал бы секунды, то понял бы, что все путешествие длилось не более трех-четырех минут.
Но уж чем-чем, а излишним объективизмом я не страдал. Мы, люди, существа исключительно субъективные. Когда нам что-то нравится, мы об этом говорим прямо, и наоборот.
Впереди что-то щелкнуло, мелькнул свет, и я вывалился, как пробка из бутылки, ногами вперед в просторное помещение, тут же попытался подняться, но поскользнулся на масле, упал, вновь попробовал встать, хотя бы на четвереньки, – это у меня получилось, и, наконец, поднял голову, чтобы осмотреться.
Я находился в огромном зале, одну стену которого целиком занимало панорамное окно, из которого открывался шикарный вид на окрестности. Прочие детали интерьера я рассмотреть не успел, кроме одного – прямо посреди зала, в пяти шагах от меня, за длинным столом в одиночестве сидел господин, одетый по моде XVII века в камзол и кружева, и меланхолично отхлебывал вино прямо из бутылки. На столе лежала обнаженная шпага, а на полу у стула валялись несколько пустых посудин, показывающих, что занятием сиим он предается уже достаточное время и прекращать его, видимо, не намерен.
На столе под шпагой лежал синий портфель.
Господин поднял на меня взгляд и воскликнул по-французски:
– Мой русский друг, это вы! Какое счастье!
Передо мной был Бреже, чуть потрепанный жизнью, будто бы слегка постаревший, но все еще крепкий на вид, полный сил, разве что взор его утратил былое божественное сияние, потускнел, и даже цвет глаз слегка изменился.
Что-то громко щелкнуло, за моей спиной в стене открылся проем, и оттуда выскочила Леа, а я едва успел отскочить в сторону, чтобы она не снесла меня с ног.
Бреже удивленно расширил глаза, но воздержался от комментариев, и все последующие минуты, пока из пищепровода один за другим вываливались члены нашей банды, включая Алешеньку, француз молчал.
Наконец наш отряд более-менее оклемался после путешествия. Тогда Бреже демонстративно захлопал в ладоши и сказал:
– Месье Максимов, сколько я вас знаю, вы всегда готовы удивить. Вот так сюрприз! Господа… дамы… вина?
– Кто это? – неприязненно оглядела француза Леа.
– Это Наместник, – быстро подсказал Алешка и склонился в поклоне до пояса: – Кланяйтесь ему, кланяйтесь, может, помилует!
– Так вот он какой, Наместник, – негромко, но очень зло произнес Вася.
– Нет, друзья мои, не спешите его убивать, – остановил я скорого на расправу лейтенанта. Мое настроение улучшалось с каждой секундой. – Все еще более сложно, чем кажется на первый взгляд. Это, граждане, не просто человек – это самый настоящий бог на земле, и я тому свидетель!
