– И кого там, во имя Иеговы, черт принес? – выругался Йося, поднимаясь с кровати. Коту тоже, к его великому кошачьему неудовольствию, пришлось покинуть нагретое местечко и перебазироваться на пол.
Ноги лишь с третьей попытки попали в тапки. Кряхтя проклятия, Йося сделал несколько шагов, как вдруг…
Мяя-яяя!!! – во все горло заорал котище, поскольку хозяин наступил ему на самое ценное, что осталось у бедолаги после свидания с ветеринаром.
– Сдристни отсюда, блохастая тварь! – заорал Йося и попытался пнуть кота, но тот ловко ускользнул от пухлой ножки, а сам хозяин поскользнулся и обрушился на задницу.
– А-а-а, – протянул Йося, почесывая ушибленный зад.
ДЗИНЬ! ДЗИНЬ! ДЗИНЬ!
– Да иду я! Иду! – во всю глотку закричал хозяин квартиры, а затем добавил вполголоса: – Будьте вы прокляты семью казнями египетскими, кем бы вы ни были!
Он вновь поднялся и, продолжая испускать проклятия, двинулся в коридор.
Подойдя к двери, Йося осторожно заглянул в глазок. В парадной стояли трое: девушка – рыженькая, сексапильная, но лица не разглядеть из-за тусклого освещения, какой-то подозрительный здоровяк, лица тоже не видно, но уже по причине низкого расположения глазка, и последний – молодой парень, лицо видно, и это…
«Кара небесная, да что ему таки еще от меня надо? – простонал хозяин квартиры. – Может, притвориться, что меня нет дома?»
– Йося, не дури, мы знаем, что ты дома! – донеслось из-за двери.
– Что вам от меня надо, господин чиновник особых поручений Федоров? – Йося хотел, чтобы это прозвучал грубо, надменно и недовольно, но голос дрогнул. – Мы же уже таки все решили и обо всем таки договорились, я подписал все ваши тайные бумаги, бланки и формуляры о неразглашении и наказании и, как мог, загладил свою вину… Будь проклят тот день, когда я угодил в этот чертов временной разрыв! Пусть обрушится на этот день семь казней египетских!
– Да открой ты уже эту гребаную дверь, – раздался недовольный женский голос, – здесь холодно, а мы мокрые!
– Мокрые? Почему? – удивился Йося, и руки сами собой, нехотя, потянулись к замку, все равно артачиться смысла не было.
Дверь отворилась, и хозяин квартиры увидел памятного ему по бытности попаданцем чиновника особых поручений Федорова в сопровождении двоих неизвестных. Все выглядели странно: взъерошенные, растрепанные и действительно мокрые с ног до головы. Да и одеты в какие-то исторические костюмы неудачников революционеров, которые когда-то пытались свергнуть монархию и так глупо прокололись на одной девчонке. «Да, девчонка потом натворила дел почище пресловутой Орлеанской девы, – подумал Йося. – С тех пор красный навсегда перестал быть символом революции. На его смену пришел черный, под которым новые революционеры пытаются прийти к власти. Но безуспешно. Охранка не дремлет». Вновь недоброжелательный взгляд в сторону Фадеева.
Игорек бесцеремонно оттолкнул Йосю, одетого в комичную пижаму: длинную белую ночную сорочку и колпак, и вошел в квартиру.
– Попрошу поаккуратней, – взвизгнул Розенберг на грубого и смутно знакомого здоровяка. Старый, наметанный еврейский глаз пригляделся. – Ой!
– Вот не придуривайся, хитрая жидовская морда, – обиженно хмыкнул Игорек, – я тебя лишь слегка в сторону подвинул.
Йося сглотнул и отвечать не стал, зачем этому амбалу знать, что он признал в нем террориста-революционера Богатырева Игоря Михайловича, чьи портреты с пометкой «разыскивается за вознаграждение» обильно развешаны по городу. Конечно же, Розенберг слышал, что охранка часто использует двойных агентов в среде социалистов, но чтобы сам Богатырев… ведь он же почти легенда в кругу революционеров. «Это надо обмозговать», – подумал Йося.
Дверь хлопнула. Растрепанная рыженькая закрыла замок и повернулась к Розенбергу.
– А-а-а!!! – завопил Йося, увидев ее лицо.
– Ты чего? – выпучилась Юля.
Хозяин квартиры упал на пятую точку и, пятясь, постарался уползти назад, но уперся в стену.
– П-п-прошу вас-с, не уб-бивайте меня! – запричитал Йося, стараясь загородиться руками от ошарашенной Юли. Сознание отозвалось болезненными воспоминаниями о концентрационном лагере на землях польской колонии Третьего рейха. Именно там, в другой, заполненной страхом, жизни он видел это лицо, только вот лицо это совсем не изменилось за долгие годы. – Клянусь, клян-нусь Гробом Господним, я сделаю все, все-е, что вы от меня потребуете! Только прошу вас, фрау Крюгер, не убивайте меня и не применяйте ко мне ваших излюбленных пыток!
– Я подумаю, – растерянно хмыкнула ёжик.
– Похоже, ваша слава, фрау Джулия Крюгер, идет в этом мире впереди вас, – усмехнулся Денис.
– А то, – пробурчала Юля и вновь покосилась на Йосю: – Розенберг, перейду сразу к делу! Нам нужно, чтобы ты нашел для нас одного человека, думаю, с твоими обширными связями это не составит для тебя никакого труда.
– Фрау Крюгер, но откуда у меня, простого старого еврея, могут быть обширные связи… – начал было Йося, скорее инстинктивно, по привычке, для набивания цены за услуги, но, увидев недовольно сдвинувшиеся брови фашистской шпионки, если верить слухам, собственноручно отправившей на свидание с Иеговой более сотни потомков Авраама, тут же прикусил язык и, опустив взгляд, произнес: – Как его имя?
– Лыков Максим Эдуардович! – вместо Юли произнес Денис.
– Могли бы и сами догадаться, – взирая на Петропавловскую крепость, произнес Денис. – Где еще может находиться человек, неугодный императору в царской России, как не здесь?!
Друзья расположились на Петроградской стороне в Александровском парке. Ночь еще не закончилась, в парке было свежо и пусто, лишь какой-то бездомный, укрывшись газетой, спал на одной из лавок. Они смотрели на Заячий остров, на ощетинившуюся, как в былые столетия, Петропавловскую крепость, на собор Святых апостолов Петра и Павла и его купол, так не похожий на купол православного храма, украшенный не простым крестом, а золотым ангелом, поблескивающим на фоне луны.
– Зато плутать не придется, поскольку мы точно знаем, в какой он камере, а это уже полдела, – сказала Юля.
– Да и сама тюрьма знакома как облупленная, я в ней все входы и выходы знаю, как тайные, так и явные, – разминая пудовые кулачища, сказал Игорек, будто ворваться в самую охраняемую тюрьму новой Российской империи было для него чем-то обыденным.
Фадеев лишь покачал головой. Извлечение Лыкова казалось ему чистым суицидом. Из оружия всего три плазменных маузера, экипировки никакой, подготовки тоже, лишь пресловутый эффект неожиданности и то до определенного момента. Но иного выхода не имелось.
Неожиданно в парке показалась дама с коляской. В легком сером плащике, пернатой шляпке, она медленно катила коляску перед собой и что-то напевала. Поравнявшись с троицей, женщина остановилась и нагнулась над коляской, возможно, чтобы поправить ребенку одеяльце, поскольку ночная питерская погода была весьма промозглой.
