Естественной реакцией человека в такой ситуации было бы начать метаться, хватаясь за все подряд, или же вовсе впасть в ступор. Целитель бы, возможно, попытался ей помочь, не потому, что это и впрямь необходимо, а просто из чувства долга. Как вариант, констатировать смерть, после чего смириться с неизбежным. Это норма и для обычного человека, и для светлого мага – но не профессионального некроманта. Да, сердце Ирии остановилось, но до смерти мозга у него оставалось не менее трех минут. Более чем достаточно… если повезет, конечно. И плакать сейчас решительно некогда.
Пентаграмма. Ровно, как по линейке, в этом деле ошибаться нежелательно, и, поторопившись, можно поиметь нешуточных проблем. Хорошо еще, фигура требуется простейшая, как тогда, с демоном. Свечи. Не то барахло, которое он использовал в прошлый раз, а качественные, из старых запасов. Положить девушку в центр пентаграммы, тщательно сориентировав ее относительно углов. Распутывать шнуровку рубахи нет времени. Рывок – тонкое полотно разлетается, словно парус под ударом урагана. Из походного баула извлекается фляга, наполненная слабо светящейся жидкостью. Не совсем то, что надо, однако не та ситуация, чтобы перебирать харчами.
Обильно полить рану, остальное влить в рот – хуже не будет. Все, готово. Сколько осталось времени? Он не смотрит на часы, и так понимает, что успевает, но совсем впритирку. Уже нет времени искать спички, палец касается ближайшей свечи, потом второй… Все! Подуть на обожженную кожу – как раз пока не засветятся красным огнем линии пентаграммы. Все. Теперь сесть рядом и прикоснуться ладонью к выросшей из них, кажется, до неба, мерцающей стене.
Руку прошивает острой, словно удар кинжала, болью. Через секунду кажется, что в каждую клеточку тела воткнули штопор и теперь медленно проворачивают. Кому другому боль может показаться нестерпимой, но он – некромант, его с детства учили справляться с ней, загонять в глубь сознания, не терпеть – просто не обращать внимания, пока это возможно. Насколько хватит сил – неясно, однако он должен выдержать, должен! И рывком загнать себя в транс, стирая грань между жизнью и смертью.
Бесконечная холодная равнина. Так он воспринимает сегодня вечность. Дважды Рагнару уже приходилось бывать здесь, но каждый раз за спиной стоял отец, готовый помочь советом и действием, прикрыть… Сейчас он впервые пришел сюда в одиночку, без страховки, что вообще-то противопоказано. И он уже видит, что успел – на самой границе, там, где равнина затягивается маревом и очертания теряют четкость, на расстоянии вытянутой руки и, одновременно, невероятно далеко, видна тонкая, полупрозрачная тень. Развоплощение еще не началось, а это главное.
– Властью, данной мне жертвой моей, – слова с трудом выдавливаются из пересохшей гортани и раскаленным ветром обжигают губы, – приказываю тебе остановиться.
– Зачем? – голос равнодушен и словно бы лишен эмоций, но он-то знает, что это не так. Если призрак хочет уйти, он не отвечает, и остановить его можно только силой. Которой, скорее всего, не хватит – Ирия не обычный смертный, она все-таки маг. А значит, ее нужно убедить остаться. Убедить до того, как боль сорвет барьеры, и он потеряет сознание.
– Ты нужна нам.
– Кому?
– Милли… И мне.
– Тебе? – показалось, или в голосе и впрямь послышался короткий смешок. – Что же, ты готов это доказать?
– Готов. – Боль жгла все сильнее, но он пока держался.
– Ты женишься на мне?
На этот раз ей удалось удивить Рагнара, да так, что даже сжигающее его пламя чуть отступило. И сутью вопроса, и тем, что впервые в голосе Ирии прозвучали эмоции. А ведь считается, что предсмертные призраки могут их испытывать, но не могут передавать. Удивительно, как в таком состоянии мозг способен заниматься философскими вопросами… А губы уже шевельнулись и, не дожидаясь, пока Рагнар примет решение, словно бы сами собой выдохнули:
– Да!
Тень скользнула к нему, и вдруг вполне осязаемо сжала руку некроманта своей тоненькой ладошкой. Потом новый приступ боли, дикий, жуткий, и сознание, наконец, покинуло тело…
Сколько он пролежал без сознания, Рагнар не знал. Долго – вот и все, что он мог сказать. И то не по ощущениям, а по тому, что когда открыл глаза, на небе уже разгоралась заря. Восход… Они нереально красивы в горах. Почему-то именно это было первым, что отпечаталось в мозгу. Рагнар шевельнулся – и едва не взвыл от короткой, но резкой и сильной, пронзившей все тело боли.
– Лежи, лежи… – Тонкие сильные руки прижали его к земле, но он рывком освободился. Все, больше такого не будет, это он знал точно. Ломота в мышцах – да. Не сразу, но она пройдет, а настоящей боли не будет. Плавали, знаем… Повернулся:
– Жива…
– Жива, жива, – почему-то печально ответила Ирия. Она сидела, запахнув изорванную одежду и закутавшись в свой плащ. В нем она была похожа на птицу, которой мальчишки камнем перебили крыло. Она смогла улететь, но недалеко, и сейчас сидит на ветке, нахохлившись и ожидая: то ли сможет опять взлететь, то ли так и помрет беспомощной калекой. Перехватив взгляд Рагнара, девушка приподняла край импровизированного балахона, так, будто стеснялась напарника. Поглядела, запахнула обратно: – Странно, даже следа не осталось.
– Так и должно быть, – успокоенный, маг вновь лег на спину, прикрыл глаза. – Это нормальный процесс.
– А… чем расплачивается некромант за такое?
– Жизнью. От нескольких минут до нескольких лет, в зависимости от потраченных сил.
– И сколько ты потратил?
– Не знаю. И никогда не узнаю.
– Иначе никак?
– Никак. Разве что принести кого-нибудь в жертву, но, во-первых, под рукой никого не оказалось, а во-вторых, у некромантов своя этика. Не соблюдать ее чревато.
Некоторое время они молчали. Потом Ирия все же решилась и, разрушая хрупкую тишину, сказала:
– Рагнар, я… Я все помню. Все, что было сделано и сказано. Ты не думай, я не требую от тебя держать слово. Ты и так чересчур многое сделал для меня. Больше, чем кто-либо. Для меня важнее, что ты не задумывался, что готов был…
Рагнар не глядя нашарил ее руку, сжал тонкие пальцы в ладони. Ирия еще слишком молода, чтобы осознать: слово мы даем не кому-то. Слово мы даем, в первую очередь, самим себе. Потом, с некоторым усилием заставив измученное тело не обращать внимания на слабость и сесть, он улыбнулся и едва заметно щелкнул ее пальцем по кончику носа. Ирия рассмеялась и чихнула.
– Все, не бери дурного в голову, тяжелого в руки. А дай-ка ты мне лучше вина. Совсем в горле пересохло.
Пока девушка хлопотала по хозяйству, Рагнар сидел, борясь с накатывающимися приступами головокружения (ну, это от усталости, скоро пройдет) и рассматривал руку. Никаких ожогов, кроме как на кончике пальца. В отличие от иллюзорного пламени, рожденного пентаграммой, огонь свечей был самым настоящим. Но ведь ноет, зараза! Зудит, словно от заживающего ожога. Неприятно. Организм в том, что боль кажущаяся, существующая лишь в воображении самого человека, убедится далеко не сразу. Ладно, это ненадолго, можно потерпеть.
