– Что это было? – поинтересовался Альберт Полански в тишине ходовой рубки крейсера.
Иван, которому собственно и предназначался вопрос (все знали о хранившейся в его памяти информации о всегалактической войне), ответил простодушно:
– Не знаю, раньше нимфианский Вестник демонстрировал только мощные электрические разряды и аннигиляционные импульсы. Возможно, он вооружён ещё и сбросером, какие имели и древние марсиане. Копун однажды признался, что даже ему неизвестны принципы работы оружия у противников его создателей. А оружия этого было много.
Третье заявление Курт сделал в девять часов вечера по московскому времени, по которому жил и весь российский флот. Суть его сводилась к ультиматуму: в течение двух часов убраться с лунной базы под кратером Тимей, в противном случае он ударит по Луне и заберёт хранившийся на базе марсианский комплекс, невзирая на гибель людей.
Чиновников Межкосмоса и Совбеза ООН охватила паника пополам с ликованием: Шнайдер требовал от русских того же, что и они: чтобы те вернули захваченный спецназом Коскора артефакт. О результатах такого возврата чиновники не думали, НАТО и подобные ему союзы давно продемонстрировали полное отсутствие интеллекта у их функционеров.
В МИД России и в Администрацию президента посыпались угрозы и обращения глав правительств «немедленно пропустить к артефакту контингенты «голубых касок» и сил специального назначения для обеспечения его охраны». Началась словесная баталия на всех уровнях межгосударственных отношений, манёвры космических флотов, бегство туристов с Луны. И на этом фоне перед руководством России встал вопрос: что делать с требованиями изгоя, завладевшего военным объектом огромной разрушительной силы и не собиравшегося отступать.
На «Дерзкий» внезапно прибыла делегация наделённых большими полномочиями лиц от сотрудников СКБ в лице его директора и замов до представителей президента, всего девять человек. А потом туда же доставили и Елизавету Клод-Сантуш под предлогом «обеспечения безопасности и соблюдения гостайны».
Иван не сразу понял, чем это грозит Елизавете и лично ему, пока с ним, перед тем как встретиться с Лизой, не поговорил наедине капитан, вызвавший его к себе в каюту.
– Будь готов ко всему, – сказал Бугров, изучая лицо оператора, на котором отражались чуть ли не все его мысли. – Наверху, наверно, уже созрело решение пойти на уступки агрессору, и вы с Лизой вполне можете стать разменной монетой. Требовать этого от вас никто не станет, но не вздумайте сами предлагать себя в жертву. Уверен, что Шнайдер не остановится, даже если вас ему сдадут.
– Понял, – кивнул Иван, не вдумываясь особенно в смысл сказанного. – У меня есть идея…
– Держи её при себе до поры до времени. Мы ещё поговорим после встречи с начальством.
В кают-компанию, где расположилась прибывшая делегация, его вызвали через полчаса, когда крейсер покинул охранный ордер флота, прикрывающего Россию из космоса, и приблизился к Луне, заняв позицию на высоте ста километров от кратера Тимей. Система обзора кают-компании была включена, и северная зона Луны, освещённая Солнцем, была видна хорошо. На фоне этой блещущей серебром, испещрённой кратерами и трещинами выпуклости сверкали красные и оранжевые звёздочки – ходовые и габаритные огни пограничных кораблей флотов других стран, ждущих своего часа. Ещё выше кружили круизные лайнеры и яхты частных владельцев, рассчитывавших когда-нибудь если не урвать свой кус, то хотя бы полюбоваться на древнюю марсианскую военную технику.
Помня наставления капитана, Иван поздоровался со всеми, кто находился в кают-компании, бросив подбородок на грудь, и встал в свободную позу: ноги слегка расставлены, руки за спину.
Компания прибывших генералов и наделённых немалой властью лиц занимала половину помещения, расположившись за тремя столиками.
Ему вырастили стул.
– Присаживайтесь, лейтенант, – предложил Строганов.
– Я постою, – отказался Иван, сохраняя на лице редкую для себя безмятежность.
Присутствующие обменялись взглядами.
– У вас есть новая для нас информация? – спросил Савицкий. – Я имею в виду всплывающие в памяти события.
– Нет, – качнул головой Иван.
– Жаль. И с толкиновским Вестником вы не имеете связи?
– Не имею.
– Жаль, – повторил директор департамента безопасности коммуникаций.
– Вы знаете, чего требует Курт Шнайдер? – задал вопрос сухолицый лысоватый здоровяк, на рукаве уника которого красовался шеврон с золотым двуглавым орлом; это был заместитель председателя Администрации президента Бугаенко.
– Знаю, – продолжил односложные ответы Иван.
– Что вы думаете по этому поводу?
– Ничего.
По рядам сидящих за столиками мужчин (плюс одна женщина) прошло движение.
– Ничего? – удивлённо переспросил Савицкий.
– Решения принимаю не я, – нашёл дипломатичную формулировку Иван. – Единственное, что я знаю точно: идти на условия Шнайдера и передавать ему Елизавету Клод-Сантуш нельзя!
– Но он угрожает нанести удар по нашим космическим сооружениям! – угрюмо проговорил председатель Совбеза России Дурманов, обладатель роскошной белой шевелюры. – А то и по Земле! А это миллионы и миллионы жертв!
Иван посмотрел на его гладкое лицо с брезгливо оттопыренной губой, стараясь не показывать своих чувств.
– Значит, надо просто упредить этот удар.
– Легко сказать, тем более что в случае неудачи мы…
– Минуту, Дмитрий, – поспешно перебил главу Совбеза Строганов, – сейчас не до обсуждения возможных последствий действий сумасшедшего. Выслушай молодого человека до конца. Лейтенант, что вы предлагаете конкретно, зная возможности Вестника как никто другой? У него есть слабые стороны?
– У него нет души! – вырвалось у Ивана, о чём он тут же пожалел.
– У кого? – удивился Савицкий. – У Курта?
– У обоих, – пробормотал Иван, возвращая лицу утраченную было твёрдость.
– Что вы имеете в виду?
– Курт съехал по фазе… извините за лексику, тут, наверно, всё понятно, потому что он не свободен от общечеловеческих болезней. Человечество же стремительно деградирует, и эта проблема…
– Это не наша проблема, – перебил Ивана Бугаенко.
– Согласен, хотя я имел в виду, что Курт воспитан в человеческой среде, всё больше порождающей психически нездоровых людей. Что касается нимфанского Вестника, то в отличие от толкиновского он создан не людьми, то есть, я хочу сказать, не гуманоидами, подобными нам по чувственному проявлению.
– Вы утверждаете, что толкиновский Вестник имеет душу? – усмехнулся Бугаенко.
– Не мне судить, но он реагирует… почти как человек.
– Это всего-навсего проявление сложных алгоритмов, – сказал Савицкий. – Все люди представляют собой органические алгоритмы.
