Еще не кончился 41 год, а Ливиллу уже обвинили в прелюбодеянии. Это был удобный и проверенный временем метод удаления неугодных. Разумеется, все дело было сфабриковано императрицей и «кабинетом». Молодую женщину сослали на остров Пандатерия, где уже побывало множество политзаключенных. Изгнание зачастую было прелюдией к казни. Вскоре после того Ливилле нанес роковой визит солдат. Что же касается мнимого любовника, Сенеки, то его отправили на Корсику. Почему Сенека? Потому что он был политически связан с сестрами Калигулы и мог обеспечить им поддержку со стороны слишком многих людей. Говорят, что Калигула уже подумывал об устранении философа, но не стал его убивать, полагая, что тот смертельно болен. Гибель Калигулы стала облегчением для Сенеки, который, вероятно, в течение нескольких месяцев перед своим осуждением поддерживал хорошие отношения с Клавдием. Наверное, они были слишком хорошими на взгляд Мессалины и «министров», не желавших, чтобы Сенека вошел в доверие к государю. В своей замечательной книге о Сенеке Пьер Грималь предполагает, что Мессалина и вольноотпущенники видели в нем противника «восточной» монархии, дорогой сердцу Калигулы, которую сами намеревались учредить. Это умозаключение кажется весьма убедительным, по меньшей мере в том, что касается вольноотпущенников. Зато меньше уверенности в том, что Мессалина забивала себе голову философско-политическими спорами. Не то чтобы она была не способна их понять, ведь эта женщина, несмотря на молодость, обладала большим умом. Просто ее главная забота была не об этом, а о том, чтобы удержаться у власти и передать ее Британнику. Сенека же, принадлежавший к партии двух сестер, вероятно, смотрел на вещи иначе. Мессалина могла ждать от него чего угодно, включая самое худшее — что он убедит Клавдия прогнать ее и жениться на одной из племянниц.
Короче, Сенека отправился на Корсику, потому что мешал даже после кончины Ливиллы. Не надо забывать, что он мог бы действовать в пользу Агриппины И, которая никуда не делась. По этим причинам он превращался в идеального участника прелюбодеяния. Возможно, он и в самом деле им был: в Риме секс широко использовали как политический инструмент, крайне удобный для исправления положения. Клавдий, однако, испытал угрызения совести из-за необходимости осудить Сенеку. Сенат, судивший его, приговорил его к смерти, но император заменил казнь изгнанием. Возможно, это даже было удаление, то есть менее строгое наказание, которое не влекло за собой конфискацию имущества, а главное, нельзя было надеяться, что это отложенная казнь
[10].
Зато удивляет отсутствие нападок на Агриппину. А ведь эта женщина была только немногим старше Юлии Ливиллы, и у нее был четырехлетний сын, считавшийся грозным претендентом на императорский пурпур, поскольку он являлся прямым потомком Августа. Кстати, именно он станет преемником Клавдия под именем Нерон. Вероятно, Агриппина вела себя умнее, чем сестра. По словам Диона Кассия, Ливилла часто беседовала с Клавдием, что возбуждало подозрения Мессалины, которая считала, что та недостаточно почтительна к ней. Агриппина же вела себя скромнее и была любезнее с императрицей. Кроме того, она состояла в очень хороших отношениях с Домицией Лепидой, матерью Мессалины, которая растила маленького Нерона во время ее изгнания и пользовалась определенным влиянием во дворце.
В 43 году скончалась другая Юлия — так называемая Юлия III, дочь Друза II (сына Тиберия) от Клавдии Ливиллы, сестры Клавдия. Она была замужем за человеком из незнатного рода, но в этом союзе родился мальчик, Рубеллий Плавт, которого было бы лучше вывести из борьбы. Мессалина выдвинула против нее обвинение через одного сенатора, входившего в число ее друзей, — Суиллия Руфа (Тиберий отправил его в изгнание, а Калигула вернул, и при Клавдии он пользовался значительным влиянием). Мы еще поговорим об этом человеке. Обвиненная, скорее всего, в преступлении против нравственности, молодая женщина покончила с собой. В историографии ее представляют невинной жертвой, но возможно ли сохранить невинность, когда принадлежишь к такой семье? Разве Юлия не пыталась навредить императрице? Любопытно, что непосредственно перед рассказом о ее устранении Дион Кассий упоминает о казни префекта претория Юста Катония. Историк не связывает два этих дела, однако возможно, что он делает это нарочно, чтобы еще больше очернить Мессалину. Во всяком случае, он указывает, что Катоний умер прежде, чем смог рассказать Клавдию о развратном поведении его жены. Однако этот человек нам знаком. В начале правления Тиберия он входил в команду Друза II, которая вела переговоры со взбунтовавшимися легионами на Дунае. Тогда он был всего лишь центурионом, но его поведение стало отправной точкой блестящей карьеры, приведшей его к посту префекта претория. Можно себе представить, что Катоний оставался близок к Друзу, под покровительством которого взбирался по карьерной лестнице. Центурионы и в самом деле выходили из рядовых, а их звание соответствовало современному капитану или майору. Плебеи по рождению, они могли затем стать военными трибунами, что обычно превращало их во всадников, но очень редко поднимались выше. Только их сыновья, всадники по рождению, могли занять более высокое место в иерархии, если ими были довольны. Так что, каковы бы ни были его достоинства, Катоний бы просто не смог получить одну из самых высоких должностей в государстве без могущественной поддержки — например, со стороны семьи Друза. А если так, то он мог интриговать в пользу Юлии и ее сына, чтобы погубить Мессалину. Это всего лишь гипотеза, но она опирается на тот факт, что оба новых префекта претория — Лусий Гета и Руфрий Криспин — были сторонниками Мессалины.
Оставшиеся в живых женщины из единокровной ветви были не единственной опасностью. Существовали еще прямые мужские потомки Августа — от его правнучки Эмилии Лепиды. Напомним, что Клавдий был помолвлен с этой Эмилией Лепидой, но не смог на ней жениться из-за опалы ее матери Юлии II. Ее тогда выдали замуж за Марка Юния Силана, и она родила пятерых детей, в том числе трех мальчиков, занимавших слишком выгодное положение в династическом раскладе, чтобы это не беспокоило титулованных императоров. Скажем сразу, что ни один из пятерых не уцелеет в правление Клавдия и Нерона: их будут по очереди казнить и отправлять в изгнание.
Клавдию также приходилось считаться с потомками так называемых «республиканских претендентов» — Суллы, Помпея, Красса. Эти люди, даже простофили или дегенераты, пользовались определенным авторитетом и сильной поддержкой в сенате. Этого было достаточно, чтобы кое-кто возлагал на них надежды на новый принципат, отмытый от цезарианского пятна, а то и на возвращение к республике.
В целом в две эти группы входило множество людей, которых следовало либо привязать к себе заманчивой перспективой, либо убить — вот такая банальная альтернатива. Начали с первого варианта: сразу после воцарения Клавдия в 41 году началась череда блестящих браков, раздача должностей и почестей. В особенности щедро обошлись с родом Помпеев. Один из самых юных потомков Помпея Великого, звавшийся, как и он, Гнеем Помпеем Магном, получил в жены старшую дочь Клавдия Антонию. Его отец Красс Фруги получил под свое управление провинцию Мавретания, а потом еще и триумфальные украшения. Прямых потомков Августа тоже не забыли. Луций Юний Силан был помолвлен с Октавией, второй дочерью императора, которой был всего год. Марка, брата Луция, в 46 году сделают консулом, и он пробудет в этой должности весь год, что выглядело уже исключительным событием. Тем не менее союзы с дочерями императора заключались в домашнем кругу, словно Клавдий не желал придавать слишком большого значения зятьям, как настоящему, так и будущему. Позднее он все же не сможет им отказать в праве претендовать на должности пятью годами ранее установленного срока. Известно, что это превращало их в потенциальных преемников. Намеревался ли Клавдий сделать их временными правителями до прихода к власти своего сына Британника? Вполне возможно. Август предназначал ту же роль Тиберию при своих внуках Гае и Луции, а потом Германике. Клавдий мог также стремиться к умножению числа своих потомков через дочерей, чтобы предусмотреть запасные варианты в плане наследования. Здесь он также следовал примеру Августа, использовавшего в этих целях двух Юлий — дочь и внучку.