Вместо ушедших нужно было повысить «новых людей» (homines novi). То есть назначать сенаторов, но и вводить в сенаторское сословие людей из всаднического сословия. Всадник мог перейти в сенаторское сословие при соблюдении трех основополагающих условий: быть римским гражданином, обладать миллионом сестерциев и послужить квестором. Кроме того, его требовалось внести в списки сословия, а это уже зависело от цензоров республиканской эпохи, а затем от принцепса, наделенного цензорскими полномочиями при Империи. Калигула поощрял переход всадников в высшее сословие. До этого, как мы уже говорили, им требовалось отправлять магистратуры вплоть до квестуры, которая служила ключом одновременно к сенаторскому сословию и к сенату. Отныне император мог вводить в сенаторское сословие всадников, которые не исполняли никакой должности, так что квестура была только пропуском в сенат.
Клавдий пошел еще дальше. Император разрешил себе вводить непосредственно в сенат новых людей согласно процедуре, получившей название adlectio. Причину этой реформы легко понять. Самые высокие гражданские и военные посты предназначались сенаторам, уже побывавшим высшими магистратами — консулами или преторами, а потому всадники де-факто на эти посты претендовать не могли. Им были уготованы только некоторые важные должности, например префектура Египта или префектура претория. Однако многие из них уже проявили себя как всаднические чиновники, например прокураторы, но не могли стать наместниками, потому что по статусу не имели права на консульство или префектуру. Теперь же прямое введение в сенат позволяло им без этого обойтись. Императору было достаточно вписать всадника в сенаторский альбум на соответствующем уровне иерархии. Мы уже говорили, что сенаторы классифицировались в зависимости от магистратур, которые они исполняли. Вот эта классификация в порядке уменьшения: бывшие консулы (consulares), бывшие преторы (praetorii), бывшие курульные эдилы (aediles curules), бывшие квесторы (quaestorii), бывшие трибуны (tribunicii). Если всадник был, в соответствии с принятой формулировкой, adlectus inter consulares или inter praetorios (допущен в число консулариев или преторианцев), де-юре считалось, что он исполнял соответствующую магистратуру, и перед ним открывалась высшая административная карьера. Конечно же, его могли включить и в низшую категорию, например квесториев. В этом случае доступные ему гражданские посты были не столь высоки, однако новый сенатор мог надеяться на лучшее при условии, что справится с претурой.
Из эпиграфики нам известно, что Клавдий ввел процедуру adlectio. В самом деле, первые формулировки «adlectus inter…» относятся ко времени его принципата и будут встречаться всё чаще с конца I века при Флавиях. Тем не менее не все стремились попасть в сенат и даже в сенаторское сословие. Существовали знаменитые прецеденты: Меценат, друг и советник Августа, предпочел остаться всадником. Ему не нужны были ни сенат, ни аристократия: он обладал реальной властью в тени принцепса. Но такое поведение редко дозволялось. Для нормального функционирования Империи требовалось сосредоточить не только богатства, но и талантливых людей в сенаторском сословии, поскольку государство брало своих слуг оттуда. Не случайно сенаторское сословие называли высшим. Кроме того, когда Клавдий пришел к власти, в курии, вероятно, насчитывалось менее шестисот законных членов: сутяжничество, обуявшее сенаторов в царствование Тиберия, унесло четыре десятка из них
[56], а потом конфликт с Калигулой, хотя и менее убийственный, тоже заставил их ряды поредеть.
Вот почему император редко соглашался с отказом и вычеркивал из всаднического сословия «уклонистов». Если он испытывал особую симпатию к какому-нибудь упрямцу, то вежливо, но достаточно твердо посылал за ним, чтобы тот понял, что это не обсуждается. Так произошло с неким Сурдинием Таллом, который поспешил уехать в Карфаген, когда его собрались послать в сенат. Ему очень быстро пришлось вернуться в Рим по прочтении послания, в котором Клавдий говорил ему, что прикует его золотыми цепями. Это была обычная формулировка, которой императоры давали понять высокопоставленным людям, что требуют от них верности и сотрудничества.
Клавдий также ожидал возросшей активности от сената, где было много прогульщиков, — это свойственно не только нашим современным парламентам. Правда, разрешения на отсутствие выдавало само собрание, которое, возможно, не приходилось упрашивать. В 45 году император отнял у сената это право и присвоил его себе отдельным сенатусконсультом. И поскольку закон сам по себе ничто, если он не исполняется, на следующий год он воспользовался своей должностью цензора, чтобы пометить не соблюдавших его сенаторов.
Наш император воспользовался должностью цензора и для того, чтобы нарушить кое-какие табу. Для начала он ввел в сенат сына вольноотпущенника, хотя, придя к власти, пообещал допускать туда только римских граждан в четвертом колене. Сознавая, чем это грозит, Клавдий потребовал, чтобы перед введением в сенат этот человек сделался приемным сыном всадника. Де-юре это не было невозможно. Вольноотпущенник, то есть освобожденный раб, приобретал юридический статус бывшего хозяина. Если тот был римским гражданином, вольноотпущенник тоже им становился. В этом плане освобождение было сродни натурализации. Однако его права оставались ограниченными. В частности, что нас особенно интересует, бывший раб не обладал jus honorum, то есть не мог избираться магистратом, а следовательно, никак не мог попасть в сенат. Зато начиная с третьего поколения, а потом и со второго, его потомки пользовались всеми гражданскими правами. Таким образом, adlectio сына вольноотпущенника было законным, но с ним все равно так просто не смирились бы. Во все времена сенаторы относились к «новым людям» с презрением, как во Франции родовая знать к получившим дворянство буржуа. Можно представить себе их реакцию, когда к ним явился простой плебей, да еще и сын бывшего раба! Пускай перед adlectio его «загримировали» под всадника путем фиктивного усыновления, их отношение от этого не изменилось. Столкнувшись с оппозицией, Клавдий счел себя обязанным обосновать свой выбор, сославшись на прецедент 312 года до н. э.: уже в том году его предок Аппий Клавдий Цек воспользовался своей должностью цензора, чтобы ввести в курию сыновей вольноотпущенников.
Благодаря Светонию мы знаем ответ сената на аргументы принцепса. Он довольно любопытен, но, чтобы его понять, нужно знать точный юридический смысл двух латинских терминов. Римляне использовали два слова для обозначения вольноотпущенника: libertus и libertinus. Слово libertus относилось к гражданскому праву и означало вольноотпущенника в его частных отношениях с хозяином. Libertinus принадлежало к публичному праву, и нас здесь интересует только оно. Это слово отличало вольноотпущенника от свободнорожденного, в частности в плане гражданских прав. Но в эпоху, когда сын вольноотпущенника не получал всех гражданских прав, слово libertus означало собственно вольноотпущенника, a libertinus (буквально: «маленький вольноотпущенник») — сына libertus. Понятно, что во времена Клавдия это второе различие между libertus и libertinus устарело, поскольку всей полнотой гражданских прав наделяли уже второе поколение. Поэтому император использовал слово libertinus в современном значении — единственном, какое тогда использовалось, то есть «вольноотпущенник», а не «свободнорожденный». Сенат ответил ему, основываясь на старинном значении. Это правда, возразили императору, Аппий ввел в сенат сыновей libertini (множественное число от libertinus), но поскольку libertinus тогда означало «сын libertus’a», на самом деле они были внуками liberti (множественное число от libertus), а этот, нынешний, — сын. Короче, Клавдию не удалось опереться на прецедент Аппия, поскольку тот сделал сенаторами внуков вольноотпущенников, он же предоставил эту честь сыну вольноотпущенника. Теперь, когда мы понимаем, в чем тут дело, можно только восхититься этим ответом — шедевром изворотливости! На самом деле цензор Аппий поступил в точности как цензор Клавдий, поскольку в его время только внуки вольноотпущенников получали все гражданские права. Оба заставляли знать смириться с введением в сенат потомков вольноотпущенников, которых та не хотела принять, хотя все было законно.
