В целом, к концу XVI в. ситуация, в которой оказалась христианская Европа, выглядела скорее плачевной: все государства и страны, так или иначе связанные с крестовым походом — Кипрское королевство, Латинская Романия, Ordensstaat, Ливония и пр., к тому времени либо исчезли сами по себе либо были уничтожены турками. Пожалуй, только в габсбургской Испании крестоносная деятельность продолжалась. Здесь по-прежнему произносились проповеди по поводу священной войны против неверных, а война с турками шла с перерывами до конца царствования Филиппа II (1556–1598). Крестоносное движение на этом этапе ассоциировалось с внешней политикой Габсбургов, и папы продолжали поддерживать испанского правителя в его кампаниях в Средиземноморье, Северной Африке и других чрезвычайно важных для Испании регионах, поскольку, как считалось, эти войны защищали интересы католической Церкви и таким образом оправдывались. Конечно, в Испании живучесть традиций крестоносного движения объяснялась как приверженностью светских государей и прелатов католицизму и прежним религиозным ценностям, так и связью государственной казны с доходами от крестового похода — как мы знаем, hula de la cruzada со временем стала составлять важную статью испанской государственной казны. Поразительно, что начиная с 1511 г. папы стали проповедовать эту буллу даже в Новом Свете, когда конкистадоры покоряли земли индейцев, причем сами эти завоевания интерпретировались как священная война, которая поможет расширить границы христианского мира и распространить христианскую веру по всему свету.
Впрочем, эти факты не покажутся нам столь необычными, если мы вспомним о том, что уже начиная с конца XV в. в связи с экспедициями испанских и португальских мореплавателей мессианские и апокалиптические настроения в Европе резко обострились. Совершенные мореплавателями путешествия, которые привели к открытию Нового Света, освоению западных берегов Африки и пр., рассматривались как часть апокалиптического сценария: считалось, что перед концом света все народы мира должны будут обратиться в христианство, а Иерусалим будет отвоеван христианами, что необходимо для второго пришествия Христа. Так, Христофор Колумб осознавал провиденциальную роль своих экспедиций, рассматривая их как подготовку к завоеванию Гроба Господня, а король Мануэл I Счастливый (1495–1521), расширявший португальские владения, считал, что так приближает «царство Христа», и мечтал о завоевании Иерусалима, воображая себя «императором последних дней»…
Не забудем о том, что в XVI в. традиции крестового похода продолжили не только страны Пиренейского полуострова, но и госпитальеры: утратив в 1522 г. в войне с турками Родос, они переселились на Мальту, где еще два века сражались с турками в центральном Средиземноморье. Потому мы можем наблюдать отдельные всплески крестоносного движения и в более позднее время. Во время завоевания Крита турками в 1645–1669 гг. защитникам венецианской колонии выдавались индульгенции, и папы поддерживали флот Венецианской республики и орден госпитальеров, участвовавший в боевых действиях. После неудачной осады турками Вены в 1683 г. под эгидой папы Иннокентия XI была создана очередная Священная Лига, в которую вошли Венеция, Священная Римская империя и Польша. Эта лига ставила своей задачей борьбу с турками, и известно, что вплоть до 1699 г. папство поддерживало эти войны проповедями, крестовыми десятинами и возрождало крестоносный дух. Но, конечно, прежнего размаха и масштаба крестоносное движение уже не достигало.
Глава 8
Критика крестового похода и упадок крестоносного движения
Рассмотрев различные этапы крестоносного движения, мы можем теперь поразмышлять о том, как в целом средневековое общество воспринимало крестовые походы. Каким было отношение разных общественных групп к этому институту? Как оно изменялось с течением времени? И с какого момента можно говорить об упадке института крестового похода?
Как мы помним, во время первой экспедиции средневековое общество было охвачено жаждой спасения, и идея крестового похода была воспринята с огромным религиозным воодушевлением. Но едва ли не с первых шагов крестоносного движения начинается и его критика. Еще хронисты Первого крестового похода писали о том, что скептически настроенные современники событий с изумлением и жалостью взирали на собиравшихся в поход родственников или соседей. Как известно, первая экспедиция была поразительно удачной — она принесла ощутимые результаты и вызвала всплеск энтузиазма. Но в дальнейшем, по мере того как крестовые походы терпели все новые и новые поражения, а религиозные цели заслонялись земными, все больше людей сомневались в целесообразности этих военных кампаний и склонялось к мысли о том, что они были отнюдь не угодны Богу, а участвовавшие в них миряне руководствовались далеко не только благочестивыми соображениями. Еще в 1147 г., в разгар Второго крестового похода, вюрцбургский хронист написал о крестоносцах следующие строки: «У разных людей были разные мотивы. Ведь одни, жаждущие нового, шли узнать новые страны, другие, гонимые нуждой и бедствиями, претерпеваемыми дома, были готовы сражаться не только против врагов Креста Христова, но также против друзей христиан, если только представится случай избавиться от нищеты…» Среди причин, заставивших людей отправиться в далекую экспедицию в Святую Землю, хронист упоминает и невозможность расплатиться с долгами, и страх заслуженных кар за совершенные преступления, и просто желание уйти от жизненных проблем. Однако, по мнению средневекового писателя, «с трудом можно было найти тех немногих», кто действительно был «побуждаем любовью к Богу и желанием проливать кровь ради святая святых».
[78]
Без сомнения, тот энтузиазм, с которым отправились в поход первые крестоносцы, заметно ослабевает уже в течение XII в., но, как мы имели возможность убедиться, отнюдь не сходит на нет — на самом деле, он имеет свои ритмы, зависящие от разных причин.
Спад настроений, который мы можем наблюдать в истории крестоносного движения, отчасти связан с изменениями самой природы крестового похода, о чем уже не раз приходилось говорить. Уже в XIII в., как мы помним, благодаря нововведениям Иннокентия III появилась возможность выкупить обет крестового похода. С этого времени многие из средневековых мирян считали за лучшее не предпринимать утомительное путешествие в Святую Землю и не подвергать себя опасности, участвуя в боевых действиях, но приобрести статус крестоносца, заменив исполнение обета выплатой соответствующей суммы денег. Подобные настроения отразились в сочинении известного трувера Рютбефа (1230–1285) «Спор крестоносца с не-крестоносцем» (Desputoison du Croisi et du Descroise). Оно представляет собой настоящие словесные прения между принявшим обет и отправляющимся в поход воином, с одной стороны, и не желающим участвовать в военных действиях мирянином, считающим за лучшее выкупить свой обет — с другой. Отказавшийся принять крест (decroise) предпочитает сохранить свое наследство вместо того, чтобы потратить его на крестовый поход и тем самым довести своих детей до нищеты. Он также полагает, что отправляться в Святую Землю не имеет смысла, так как можно оставаться благочестивым верующим, не покидая пределы своей страны: «Если Бог присутствует в мире, — говорит герой Рютбефа, — то, конечно, Он пребывает во Франции, и нет никакой надобности искать Его где-то за морем, среди враждебных Ему людей».
[79] Отказываясь участвовать в войне, «не-крестоносец» с сарказмом отзывается о папских сборщиках денег в поддержку крестового похода: клирики, призывающие мирян отмстить за поругание Господа в Святой Земле, — говорит мирянин, — имеют с этого хорошую прибыль. Хотя в конце диалога уклоняющийся от обета крестоносца все-таки уступает аргументам своего оппонента и отправляется в путь — поэт, приверженец Людовика Святого, создал свое произведение за несколько лет до экспедиции короля, — но произведение Рютбефа свидетельствует о неоднозначном отношении западных христиан к крестовому походу в это время.
