Скользя, падая, поднимаясь и чувствуя, как от непрерывно движущейся под ногами земли тошнота подступает к горлу, Опалин вернулся в дом – и в комнате Варвары Дмитриевны застал гражданку Крутикову, сдобную жену соседа, которая деловито шарила по ящикам стола.
Опалин нехорошо оскалился и поднял с пола увесистый кусок камня.
– Положь на место, – скучно сказал он, – не то я тебе мозги вышибу и скажу, что так и было… Давай выкладывай, что ты там в карманы понапихала…
С ненавистью поглядев на паршивого сопляка, который помешал ее планам, соседка принялась бросать все на стол. Она охала, когда дом сотрясался особенно сильно, а затем попыталась проскочить мимо страшного Опалина к двери, но он поймал ее за руку и вытащил у нее из кармана последнее, что она рассчитывала захватить с собой – пустой флакончик от французских духов.
– Ах, ты!..
Вырвав руку и обругав Ивана на прощание непечатными словами, воровка исчезла, а он наскоро накинул рубашку, забрал «браунинг», покидал на скатерть все более-менее ценные вещи, которые попадались ему на глаза, и завязал ткань в узел.
Всюду на полу лежали куски камня и штукатурки, крыши не было, и только звезды и луна холодно взирали сверху на то, что творилось в эти мгновения в Ялте.
Чувствуя, что пол под ним пошел трещинами, Опалин бросился к двери и кубарем скатился по лестнице, после чего она сложилась с сухим треском и завалилась набок.
«Скорее отсюда! Пока тут все не обрушилось мне на голову…»
Весь в пыли, в грязи, он подошел к Варваре Дмитриевне и опустил узел с вещами возле ее ног.
– Вот… Там ваша соседка пыталась поживиться… Ну я ее шуганул.
Старая дама подала ему платок, и он вытер лицо.
– Какое ужасное стихийное бедствие… – пробормотал Опалин, озираясь.
– Вся моя жизнь – стихийное бедствие, – строго и печально промолвила Варвара Дмитриевна. – Вы хотите уйти?
Иван растерялся и забормотал, что у него друг в санатории…
– Идите, – прервала собеседница его неловкие объяснения. – Но обязательно возвращайтесь живым.
Эти слова отчего-то окрылили его больше, чем пригоршня казенных фраз о долге, героизме и мужестве, и он побежал искать Кешу, у которого была машина.
Приходилось выбирать самые широкие улицы, чтобы не попасть под падающие обломки зданий. А земля меж тем не желала успокаиваться, и повторные толчки следовали один за другим.
Навстречу Опалину выбежала обезумевшая лошадь, и он едва успел отскочить в сторону. Из соседнего дома спешно выносили кое-как застегнутые чемоданы и грузили их в машину.
– Вот тебе и отдохнули! – кричал какой-то полуодетый толстяк озлобленно, обращаясь неизвестно к кому. – Поели, называется, винограду!
На набережной Опалин увидел Кешу, который ехал в машине, и бросился к нему.
Шофер тотчас затормозил.
– Ваня! Ты цел? Садись!
Опалин стал путано объяснять, что у него друг в санатории за городом, и там рядом другой санаторий, детский, с сотнями пациентов, и ему надо туда попасть, потому что врачам и медсестрам наверняка нужна помощь, не в одном месте, так в другом…
Но тут от груды чемоданов, наваленной в нескольких десятках метров от входа в гостиницу, отделилась женская фигурка в линялом платьице и подбежала к «Изотте Фраскини».
– Кеша! Кеша! Слава богу! Сейчас приведут Борю, я забираю Марусю – и едем! Куда угодно, хоть на Севастополь, хоть на Симферополь…
– Послушайте, – начал Кеша, явно испытывая неловкость, – я…
– Никаких возражений! – оборвала его Тася. – Делайте, что вам говорят… Сейчас Миша принесет вещи! Вы, что вы все время путаетесь под ногами? – напустилась она на Опалина. – Тоже хотите бежать? Для вас места нет!
Кеша поглядел на ее лицо, на Опалина и открыл дверцу.
– Ваня, садись… Едем в твой санаторий.
– Что? – пронзительно закричала Тася и вслед за этим обрушила на шофера град ругательств. – Не смей! Не смей! Это моя машина! Я уезжаю, не он! У тебя нет права! Не смей! Нет! Нет! Нет!
Она вцепилась в дверцу машины одной рукой, а другой стала неловко бить Опалина, который хотел сесть в машину, и пыталась ногтями заехать ему в лицо.
– Это моя машина! – выла Тася. – Моя! Здесь все мое! Неееееет! Не дам! Не дам! Сдохните все! Не дам!
Видя, что она невменяема и что разговаривать с ней бесполезно, Опалин с силой оттолкнул ее, чем только раззадорил Тасю.
Жена режиссера прыгнула на него, как кошка, пытаясь вцепиться ему в горло. Видя, что дело плохо, он ударил ее по-настоящему, кулаком в лицо, так, что она упала.
– А-а-а-а-а-а! – отчаянно завыла она, корчась на дороге. – А-а-а-а-а!
– Бросай эту бесноватую, садись, едем! – крикнул Кеша.
Опалин запрыгнул в машину, и они помчались сквозь ночь, чувствуя, как шоссе сотрясается от толчков. Несколько раз Кеша вилял, уворачиваясь от падающих телеграфных столбов.
Неожиданно Иван распрямился.
– Море горит!
Над водой полыхали огненные столбы, уходя вдаль.
Это было страшное, величественное и ни на что не похожее зрелище.
Кеша бросил на него быстрый взгляд и вывернул руль, огибая обрушившийся на дорогу оползень.
– Вот теперь я видел все, – только и сказал он.
Они благополучно добрались до места назначения и, посовещавшись с доктором Стабровским, стали помогать выносить из детского санатория больных, которые не могли передвигаться самостоятельно.
Глава 28
Генуэзская крепость
Зови на фокстрот, а там…
Из фильма «Рейс мистера Ллойда» (1927)
Когда началось землетрясение, Лёка не спала.
Дело в том, что они с Васей самозабвенно ругались в своем номере.
– Бегаешь за ним, как идиотка, смотришь на него телячьими глазами, – злился Вася.
– Ну и бегаю, а ты мне кто, муж? – задорно отвечала Лёка. – Я тебе ничего не должна!
Они обменялись не только этими, но и куда более несдержанными фразами, а потом вдруг грохот, и все трясется, свет гаснет и – добро пожаловать в светопреставление.
– Что происходит? – кричала Лёка, совершенно растерявшись. – Что нам делать?
– Отсидимся тут, – сказал Вася. – Все скоро кончится…
Но ничего не кончалось, толчки следовали один за другим.
– Паника, – комментировал Вася, глядя в окно. – Какая глупость! Ведь они же только передавят друг друга…
В этот момент с потолка рухнул пласт штукатурки, и Лёка решила, что с нее хватит Васи и его резонерства. Она затолкала в сумочку самое ценное и метнулась к двери.
