Что будет с моей работой завтра, когда книги перестанут читать в принципе? Что будет со мной, если у меня никогда-никогда больше не получится написать ни слова?
Продолжаем разговор, как говорил Карлсон. Возьмем семью.
В семье тоже все время проблемы разного рода. Женя уехал в командировку, но позабыл паспорт, а без паспорта в командировку не пускают. Нужно найти паспорт и доставить в аэропорт. Ночь. Дождь. Борьба с пробками. Старший сын Мишка поехал, но опоздал. Женю в самолет пустили по служебному удостоверению, но Мишка вернулся домой только в три часа утра, а я все это время его ждала.
Я просто сидела и ждала его, умоляя неизвестно кого, чтобы ничего не случилось, и давая себе обещания – я никогда, никогда больше не буду отпускать его одного, а стану ездить с ним. Я всегда, всегда буду проверять мужнины карманы перед отлетом в командировку, выходом на работу, отъездом в булочную. Я больше не стану полагаться на него в этом вопросе, я ведь знаю, что полагаться нельзя!
Тимофей на физкультуре полез на канат и грохнулся с него, и теперь у него синяк на спине и осознание собственной ни на что негодности в душе – над ним же все смеялись, когда он упал!.. И с этим нужно что-то делать – и с канатом, и с чувством, и я не знаю, что именно. Завтра я обязательно пойду с ним в спортзал и научу его лазать на канат, хотя сама не умею. Послезавтра я обязательно объясню ему, что не всегда и не все получается в жизни одинаково хорошо, бывает, что и вовсе плохо получается, и не нужно тратить на переживания душевные силы, по крайней мере, так много!..
Завтра и послезавтра я никуда с ним не иду, и ничему его не учу, и ни от чего не спасаю, и это значит, что я плохая мать.
Ну ведь так и есть, да?
Еще я плохая дочь и плохая племянница. Редко звоню тете, и тем самым лишаю ее возможности осуществить воспитание меня же. У нее накопилось много всего, что она должна непременно довести до моего сведения, а я не звоню, и довести она не может. Доктор, которого я нашла для папы, по тетиному мнению, плох, ничего не понимает в медицине и в папе, и я должна немедленно найти какого-то другого доктора. Папа, в свою очередь, не хочет никакого другого, он и этого не хочет и ни за что к нему не пойдет.
Покойный Стив Джобс тоже отнимает у меня очень много сил. Он и с того света пытается подключить меня к «мировому разуму», а я не желаю подключаться! Все «девайсы», которые еще несколько лет назад назывались по старинке телефонами и существовали исключительно для того, чтобы звонить, ну иногда еще худо-бедно фотографировать, теперь совмещают в себе миллион функций. Так решил Стив, и я должна его слушаться. Стив велел мне выходить в Интернет из любой точки мира, включая мой собственный сортир, осуществлять «пакетную передачу данных», подключать три-джи, синхронизировать вай-фай с ай-тьюнзом, осуществлять универсальный доступ – куда?! куда?! – заниматься поиском спотлайта и визуализировать себя через фейстайм. Все это, уверяет меня Стив, очень удобно и, главное, просто. Скорее всего, так оно и есть, но мне ничего этого не нужно.
Спасибо, нет!
Мне нужно позвонить. Но как телефон «девайс» работает просто из рук вон плохо. В разгар беседы с сестрой он вдруг произносит металлическим голосом: «Говорите!», я уставляюсь на него в изумлении, я же вот ведь и говорю уже, но, оказывается, никакой сестры там давно нет, а есть сообщение о том, что «голосовая почта подключена». Дальше телефон командует мне: «Извлеките вызов!» Я извлекаю, а он не извлекается, и я чувствую себя идиоткой, безнадежно водя пальцем по засаленному экрану «девайса» совершенно без толку.
У меня бесконечные, ежедневные и ежечасные проблемы, и те, которые навалятся на меня в ближайшем будущем, гораздо страшнее тех, что приходится решать сейчас. Как пристроить к делу старшего сына? Нужно ли менять школу младшему? Как втолковать ему, что тетрадки и учебники нужно каждый день приносить домой, а не оставлять на парте? Куда поехать отдыхать? Где взять денег на машину для папы, на старой ездить просто опасно! Как стать хорошим писателем, которого бы все хвалили? Купить новые шторы или лучше подождать до следующего года?
В общем, жизнь была очень трудна.
И тут заболела мама. Всерьез, надолго и страшно. Четыре месяца в реанимации – кто знает, о чем речь, тот знает, у остальных все еще, к несчастью, впереди, и объяснять не имеет смысла.
Существование поделилось на «до» и «после». До звонка врача и после звонка врача. И в основу этого существования легла фраза: «Сегодня не хуже».
Если «сегодня не хуже», значит, живем, значит, боремся, стараемся, продолжаем.
Никакого «завтра» нет. На учебники по природоведению, шторы, «девайсы» и пробки наплевать.
Рисовать себе ужасные картинки запрещено, реальность вполне достаточно ужасна.
Строить планы на отпуск или на выходные запрещено. Они не сбудутся.
Нужно работать, но как, как?! Как это сделать, если все мысли только об одном – хуже сегодня или не хуже?..
Я поехала в деревню под Тверью, чтобы попытаться написать хоть что-то, не зная, на один день, на три или только до вечера – будущего нет.
Звонки. «До» – неизвестность и металлический привкус страха в сигаретах. «После» – вдох, выдох, «сегодня не хуже».
Рано темнеет, ветер, косматая туча цепляется за дальние березы, то ли дождь хлынет, то ли снег пойдет, непонятно. Я замучилась очень и в минуту слабости позвонила Женьке и сказала:
– Приезжай. А?..
– Ты что, – перепугался он. – Куда я поеду, у нас же дети! У Тимы физкультура, а форму он потерял, завтра нужно искать или покупать новую! И куда я собаку дену? И потом, на следующей неделе из Екатеринбурга прилетает дядька, специально ко мне, мне готовиться нужно, у нас семинар!
Я все поняла. Ничего не выйдет. Никакого «завтра» нет. Впрочем, большое счастье, что есть сегодня, этого достаточно.
Я работала целый день, забыла зажечь свет и долго не могла сообразить, что такое со мной, почему я букв на клавиатуре не различаю?.. Под вечер стало так холодно, что пришлось достать кацавейку из странного меха, которая в нашей семье именуется «Позорный волк».
Мы с «волком» вышли на крыльцо, постояли, согревая друг друга, и вдруг послышался шорох гравия, скрип тормозов, фары разрезали темноту, и перед нашим носом оказалась большая черная машина.
Приехал.
Наплевал на «завтра» и приехал. Буддист, должно быть.
Я еще постояла, а потом стала медленно спускаться по ступенькам террасы ему навстречу.
Боевой раскрас
Мы с Саней подруги.
Саня умна, иронична, начитанна, хорошо пишет что по-русски, что по-английски, носит очки, любит Вуди Аллена за фильм «Полночь в Париже» и нисколько этого не стесняется, хотя, как всем известно, Вуди Аллена положено любить не за это простое и легкое кино, а вовсе за умное и сложное. Еще она весело управляется на кухне, хотя, в общем, ленива, и таких песочных печений, как у нее, я больше нигде не едала.
