Она сказала ему, что скоро умрет и даже не понимает, почему до сих пор не умерла, давно пора бы, но, пожалуй, выйдет за него, чтобы дом не пропал. У нее никого нет. Она умрет, и дом пропадет, а так останется Георгию Александровичу.
…Сейчас я думаю: как же он решился, что он мог знать о будущем? Сейчас я думаю: как же она согласилась, разве что в многолетнем помрачении и угаре?
С тех пор прошло пятнадцать лет, и он приехал в ювелирный магазин покупать «подарок супруге».
Продавщицы хлопотали вокруг него, а я старалась не обнаружить себя. Серьги были выбраны и упакованы в коробочку с бантами, но ему, видно, очень хотелось поделиться предстоящей радостью!
– У нас дома железная дорога есть, – рассказывал Георгий Александрович продавщицам, – мы ее вокруг елки пускаем, внуки очень любят! А там такой паровозик, из окошка дед-мороз торчит! Так я ему в мешок сережки подложу, а паровозик супруге привезет!..
Продавщицы напутствовали его, чтоб он коробочку припрятал хорошенько. Он обещал припрятать, повернулся и увидел меня.
– Тата! – радостно сказал он. – Вот дела! Сто лет не видались! Чего вы не приезжаете-то?!
Я что-то промямлила.
– Давайте к нам на праздники, давайте! У нас весело будет, дети съедутся, внуков привезут! На лыжах пойдем на озеро! Алька очень любит на озеро на лыжах! Она твои книжки читает, вспоминает тебя, а ты не едешь!
Алька – надо понимать, бывшая Ариадна.
– Вот в сентябре ей пятьдесят лет было, телефон твой искали, не нашли, хотели в гости позвать!
Я записала телефон для Альки и спросила, кем она сейчас работает.
– Так сценарии пишет, – объявил ее супруг с гордостью, – по телевизору то и дело показывают! Ты вечером посмотри второй канал! Так про любовь закручивает, даже меня слеза прошибает!.. Ну, ждем, ждем на праздники!
…А я представляю себе, как под елкой поедет паровоз с дедом-морозом, а в мешке у него будут серьги, и как она их найдет и вденет в уши, и станет бегать к зеркалу и целовать своего любимого мужа, а на сугробах будут лежать акварельные пятна от разноцветных витражей.
Что делать?..
«Я научилась просто, мудро жить, смотреть на небо и молиться Богу» – вот бы научиться!..
Я все учусь-учусь, но пока ни с места. То есть иногда получается так пожить, но уж очень недолго. Часа два, не больше. Эти два часа – да!.. Я живу «просто и мудро» – не скорблю о прошлом, не боюсь будущего. Радуюсь воробышку, которого принесло на наш подоконник, и звукам песни «То березка, то рябина», которую уж седьмой год не может разучить девочка соседей сверху. Я не думаю о том, что будет, когда строительная компания и горсовет воткнут нам под окна еще несколько многоэтажек. Я не прикидываю, где взять денег на отпуск, – если не найдем, опять в этом году без отпуска, ну и ладно, значит, ничего не поделаешь. Я просто живу – варю кофе, пью кофе. Придумываю поворот сюжета в новом романе, глядя в окно, за которым пока еще видно небо, и это прекрасно. О том, что я опаздываю и мне по первое число всыплет издатель, я в этот момент не забочусь. Переживем, и не такое переживали!..
Потом наваливаются дела, и «простота и мудрость» медленно и печально растворяются в воздухе, как кентервильское привидение. Я провожаю их глазами. Я знаю, что дальше.
Дальше я с высунутым языком, как собака на жаре, стану метаться, прикидывая, за что приняться в первую очередь. Роман не дописан – осталось немного, но ведь и это самое «немного» надо дописать, допридумать, доосознать. Если я не успею до такого-то, мне влетит от издателя, а это очень противно, обидно, унизительно! Каждый раз – как будто в первый. Нет, я переживу, конечно. И не такое переживала, но – не хочу. Нужно организовать Тимофею некое подобие летнего отдыха – в отпуск-то мы опять не едем! – и некое подобие занятий, чтобы он за лето окончательно не разложился и не обленился, это он может. Папа затеялся что-то такое возводить на огороде, то ли будку для садового инвентаря, то ли летнюю резиденцию, отговорить его от возведения нет никакой возможности, следовательно, нужно помогать и контролировать процесс, а то он там так уработается, что потом костей не соберем. Старший сын защитил диплом и теперь «ищет работу», то есть сидит за компьютером и изучает спрос и предложения. Я точно знаю, что так работу не ищут, хоть вы мне до завтра рассказывайте про компьютерные технологии, удаленный доступ и молодое поколение!.. Нужно осознать – исключительно головой и никаким другим местом! – какую именно ты хочешь работу, сыночек, и начинать приставать к знакомым, у которых, ясное дело, никакой работы для тебя нету, но зато есть свои знакомые, у которых, может быть, есть еще какие-то знакомые, и после двух-трех десятков собеседований ты получишь работу, вовсе не ту, на которую надеялся, вовсе не за те деньги, на которые рассчитывал, но – с перспективой! Скорее туманной, нежели ясной, но стоит попробовать, стоит.
«Простота и мудрость» жизни в это время никакого значения не имеют, справиться бы хоть как-нибудь.
– Как вы все здесь живете? – спрашивает меня приятельница Валя, и вид у нее при этом заинтересованно-брезгливый, как у начинающего энтомолога, который столкнулся с редкой колонией тараканов и никак не может разобраться в их тараканьем царстве. Приятельница Валя последние лет двадцать пять, чтоб не соврать, живет в Австралии.
Просто и мудро живет там приятельница Валя.
Они оба – Валя и ее муж Васька – родом из города Привзвозного, и Привзвозный в девяностые совершенно пропадал, и жители его пропадали тоже, как же иначе!.. Васька «вырвался» – поступил в физтех, упорно учился, не жалея сил – трудился, очень старался. Голодал в общаге, мерз на картошке, по ночам в пекарне грузил хлеб. У них с моим мужем Женей о пекарне сохранились самые светлые воспоминания – после погрузки всем разрешалось взять свежий батон совершенно бесплатно и съесть его. Целый батон теплого белого хлеба!.. От наступавшей сытости они иногда засыпали на лавочке возле пекарни и опаздывали на первую пару, а первой была военная подготовка, опаздывать никак нельзя, под страхом исключения!
Васька окончил аспирантуру, уехал на стажировку, кажется, в Мюнхен или во Франкфурт, а оттуда до Австралии рукой подать. Валя, самая красивая девушка Привзвозного, работала, по-моему, в парикмахерской или в столовой – в общем, на каком-то хлебном месте, и уезжать в Австралию не хотела решительно. Васька ее долго уговаривал и уговорил, как до этого уговорил выйти за него – она тоже долго не соглашалась. Все же она самая красивая девушка в городе, да еще при хорошей работе, у нее всегда были колготки в сеточку, перламутровые тени, фиолетовая помада, острые лакированные каблучки и начес, а Васька что?! Васька ботаник и заморыш, худой, нескладный, в очках и кримпленовых коричневых брюках! Но – уговорил.
В Австралии, как все хорошо образованные и не ленивые русские, он очень быстро стал «номером один» в той области науки, которой занимался. Появились просторный и прохладный дом над океаном, пара машинок – одна для семьи, другая для удовольствия, – бассейн с голубой водой, лужайка с грилем, банковский счет с кругленькой суммой. Появились дети. Появились друзья – не только русские из диаспоры, но и австралийцы, что, как я понимаю, особенно важно для эмигрантов – когда «своими» признают не только свои по крови, но и свои по месту жительства.
