Но отвязаться от моего мужа, если уж он что-то вбил себе в голову, нет никакой возможности! Он будет зудеть, пока не заорешь нечеловеческим голосом: хорошо, черт с тобой, сейчас пойдем на лыжах!..
Перевалив через курганы мусора, мы все же выбрались на некое подобие лыжни и пошли. Я – мрачно сопя. Муж мой – как бы «резвяся и играя».
Постепенно я стала подмерзать и пошла быстрее, а потом уж почувствовала себя Турой Бергер, и чувствовала довольно долго, минут пять-семь, и так прекрасно мне было – лыжи катились, солнышко светило, из мусора мы выбрались, ветер был холодный и крепкий, и нам весело было думать, что вот мы катаемся на лыжах зимой, так и должно быть, в детстве так было, и сейчас так!
…Нет и не будет у нас с вами, ребята, никаких идеальных условий, вот что. Нам всем очень трудно жить – по разным причинам. У кого-то родители болеют, у кого-то дети лентяи, у кого начальник хам, кому зарплату урезали, а кто на скоростной трассе живет. И если все время об этом думать, можно с ума сойти.
А если закрыть глаза на неглаженое белье и кучи мусора вдоль речки, разыскать в шкафу старые брюки, достать с балкона лыжи и пойти, может оказаться, что все ничего. Ничего, ничего.
Еще не все потеряно. Пока зима не кончилась и можно еще разочек сходить на лыжах!..
Если выпало в империи родиться
Звонит знакомый редактор и приглашает на интервью. Я отказываюсь, и редактор понимающе вздыхает: «Ах, ну конечно, начало лета, вас никого теперь до октября не соберешь, вы ведь все уезжаете!..» Не сразу, но я понимаю, что «мы все» уезжаем, видимо, в душистый лавандовый Прованс, или пахнущую взморьем, свежей малиной Тоскану, или по нынешним временам в сухую и ветреную Ялту, где под белой балюстрадой маячат «лезвия и острия агавы».
Я не знаю, как вы, а мы-то никуда не уезжаем! Мы остаемся в Москве. Отпуск, как и в предыдущие годы, смутен, перспективы неясны. Нас ожидает то, что в статьях модных журналистов и блогеров называется «лето в городе». Подавать с чашкой эспрессо, лимонным чизкейком и винным спритцем под полосатым тентом летнего кафе. Рецепты спритца и его фотографические изображения в изобилии присутствуют тут же, в журнале или блоге.
Не знаю, может, я себя уговорила, но я очень полюбила это самое «лето в городе».
В Тоскане никогда не была, Прованс далек от меня, приблизительно как планета Марс, а вот Москва… Москва все время со мной – или я все время в Москве.
Как мы научились любить это время, когда немного пустеет на дорогах и до центра можно добраться всего за какие-нибудь два с половиной, а то и два часа! Как мы научились гулять по всем этим Кривоколенным и Спасоналивковским переулкам! Когда в нашем городе лето, можно пролезать между машинами, всунутыми плотно, одна к одной, как сельдь иваси в железной банке, не рискуя попасть в селедочный рассол, – то есть в лужи и кашу из снега и химикатов! Лезешь себе и лезешь, и под ногами не хлюпает, и мокасины сухие, красота!
Мы научились заглядывать в старые московские дворики, в которых почти ничего не сохранилось от Поленова, но вдруг в каком-нибудь обнаруживается дровяной или каретный сарай, сложенный из неровного камня, а возле него лопухи и одуванчики, а на столбушке непременно кот. Пыльный, облезлый, серый московский кот-хулиган, который смотрит на нас со снисходительным презрением в желтых глазах.
Мой муж не любит Москву. Он родился в Прибалтике, взрослел и учился в Питере, а это совершенно другая история. Вольный ветер, просторы, чайки. То и дело принимающийся дождь, рваные облака, над которыми всегда синее, как полоса на флаге, небо. К Москве он… привык, как привыкают к неудобствам любого рода, человек же ко всему привыкает!.. Для него прогулки по Воротниковским и Спасопесковским переулкам – блажь романтической супруги, которую несет вечно невесть куда. Да и машину поставить негде – банка переполнена сельдью, еще одну не втиснешь. Впрочем, куда ему деваться!..
Зато когда побродишь как следует в районе Мясницкой, обойдешь дом, где жил Маяковский, заберешься еще поглубже – а пусто в центре, в городе лето, никого не соберешь до октября! – а там серый дом в стиле модерн, и по углам сидят четыре каменные собаки, почему-то повернутые к нам, зрителям, спиной, а в нишах каменные вазы, и непременно маска над входом, и наличники все разные, и где-нибудь на балконе обязательно ящик с цветами – красота! Цветы не выживают в Москве, но есть трогательные энтузиасты этого дела, которые продолжают выставлять на свои балконы ящики с гиацинтами и анютиными глазками, вот спасибо им за это.
После такой прогулки – шут с ним со всем! – я согласна и на чизкейк, и на спритц. Мне уже все это кажется вкусным.
Возьмите немного белого вина, вишневого сока, ложку-другую мартини, холодной газированной воды и влейте все это в хрустальный графин. Сверху насыпьте льда побольше, можно еще добавить замороженной вишни. Вот вам и будет лето в городе!..
Маленькая собака
Мы решили, что кроме большой собаки нужно завести еще маленькую собаку. Ну чтобы можно было держать ее на руках, чесать поминутно пузо, целовать в морду – в общем, проделывать всякие глупости, которые люди обычно проделывают с маленькими собаками.
Кроме того, большая собака – не моя. Душой и сердцем она предана Жене, моему мужу. Она выбрала его, и на меня если обращает внимание, то только когда он в командировках и ей деваться некуда. А мне обидно – у него есть собственная собака, а у меня как будто нет!..
В общем, искали маленькую собаку и нашли. Она жила довольно далеко от нас, куда-то в сторону от Новорижского шоссе, и в дождливый летний день мы поехали ее «смотреть».
Всякий, кто хоть раз выбирал собаку, знает, что все эти самоуговоры – мол, едем просто так, брать сегодня ни за что не станем – никогда не срабатывают. Нужно сразу захватить с собой деньги, щенячий ошейник и «место» – коврик или старое одеяло. Нет никаких шансов уехать без щенка, самого толстого, самого жизнерадостного, самого веселого.
Мы приехали, и к нам выбежали двое. Один самый толстый, самый розовый, жизнерадостный и ушастый, а второй постарше, угловатый и нелепый грустный подросток, которого никто не брал. Собственно, она – девочка – знала совершенно точно, что приехали не за ней, ее не возьмут и на этот раз, и даже не старалась нам понравиться. Нет, она поприветствовала нас, изо всех сил повертела обрубком хвоста, поставила короткие лапы на Макса, мужа моей сестры, – собаку следует выбирать со всеми имеющимися в наличии родственниками, иначе ничего не выйдет, – и ушла под лавку. И ни за что не выходила.
– Да она у нас засиделась, – сказала про щенка хозяйка. – Сначала вроде брали, и даже залог внесли, а потом что-то поменялось, и они передумали. Потом еще люди приезжали, а она уже выросла, видите?.. Несуразная стала, некрасивая. Теперь вот… не берет никто.
Нелепая и грустная собака-подросток слушала хозяйку из-под лавки. Там, под лавкой, она, видимо, мучилась оттого, что сплоховала и вот теперь для всех обуза, некуда деть, и розовую, веселую, толстую подружку сейчас увезут в другую жизнь, а она останется. На этот раз уж окончательно, навсегда останется одна и без всяких надежд.
