Немецкой авиации в воздухе видно не было – слишком велики были потери в предшествовавшие дни, когда 4-й воздушный флот пытался сломать сопротивление советских ВВС и захватить господство в воздухе. Поэтому 1-я танковая армия, ползущая на север со средней скоростью пятнадцать километров в час, медленно таяла, как айсберг, попавший в теплые струи Гольфстрима. По обочинам дороги оставались сгоревшие скелеты грузовиков и штабных автобусов, почерневшие гробики бронетранспортеров и полугусеничных тягачей… И лучше не рассказывать о том, что бывает, когда очередь из 23-миллиметровой пушки перечеркивает грузовик, перевозящий пятнадцати– или десятисантиметровые снаряды с зарядами. Воронка и немного разбросанного во все стороны металлического хлама, а также обгорелые куски того, что совсем недавно было живым человеческим телом.
Взбешенный Роммель был готов лично сбивать русские самолеты, хоть палкой, хоть из своего «вальтера». Он вспоминал рассказы ветеранов Восточного фронта о том, как год назад точно так же немецкая авиация безжалостно громила на марше механизированные корпуса большевиков, в основном атакуя не хорошо бронированные Т-34 и КВ, а легкие танки и бронеавтомобили, грузовики снабжения и колонны артиллерии на медлительных тягачах. «Научили на свою голову», – с трудом сдерживая ярость, думал Роммель, наблюдая за избиением своих войск.
Начиная с четырех часов дня немецкие танковые и моторизованные части прибывали в район промежуточного сосредоточения в окрестностях Ахтырки. За первый день марша было потеряно около десяти процентов танков – из них ремонтопригодными оказались всего несколько штук, до двадцати процентов артиллерии и пехоты и больше тридцати процентов всех запасов, включая перевозимое с собой топливо. Чуть позже в вермахте события этого дня назовут «маршем обреченных».
На завтра, когда уже была вполне вероятна встреча с передовыми частями русских, Роммель собирался лично возглавить передовой отряд для того, чтобы лично провести рекогносцировку поля боя перед сражением, не желая слушать возражения своих штабных офицеров. Он всегда поступал так в Африке, действуя против англичан. Так же он будет действовать и в России, сражаясь с большевиками.
7 июля 1942 года, утро. Сумская область, Тростяницкий район, Маков лес. Гвардии майор ОСНАЗ Бесоев Николай Арсеньевич
Охота на генерала Роммеля, носившего прозвище «Лис пустыни», отличалась от всех прочих «охот за скальпами» германских военачальников, которые мы уже провели, только тем, что она совмещена была с задачей сбить темп вражеского наступления и замедлить продвижение его армии на сутки или двое. Одному спецназу такое не под силу, а потому под моим командованием находился усиленный механизированный разведбатальон особого назначения, в который свели почти всю технику, прибывшую с нами из XXI века, и добавили кое-что еще. Да и бойцы, что наши, что предки – просто настоящие суворовские чудо-богатыри, прошедшие к этому моменту огонь боев, воду десантов и медные трубы глубинных рейдов.
Да, у нас на вооружении нет ни «Искандеров», ни «Смерчей», ни «Солнцепеков», ни гаубиц «Мста-С». «Искандеры» нам совсем не по чину, «Смерчи» с последним боекомплектом находятся в составе тяжелой артиллерийской бригады мехкорпуса, а «Солнцепекам» уже почти нечем стрелять. Зато у нас имеется сорок БМП-3Ф, все десять танков Т-72, все двенадцать установок НОНА-С, в боекомплект которых входят только местные 120-мм мины, а также батарея «Панцирей», у которых, правда, действуют только 30-мм пушки. Насколько мне известно, к этим пушкам, пусть мелкими партиями, но уже выпускают местные боеприпасы. Эти пушки установлены на кораблях нашей эскадры, они и в особом зенитном дивизионе, и на вооружении БМП-3Ф.
Дивизион орудий «Мста-С» будет поддерживать наши действия издалека, срывая попытки немцев смести наш заслон огнем своей гаубичной артиллерии. Поскольку наши самоходные орудия в два с лишним раза превосходят по дальности немецкую 15-сантиметровую гаубицу, и к тому же будут действовать в связке с приборами для контрбатарейной борьбы, то исход этого противостояния можно предсказать заранее – немцам придется очень и очень туго.
Собственно, с таким набором усиливать батальон какими-то местными спецсредствами, ослабляя линейные бригады, мне казалось нецелесообразным. Но наш Батя все равно решил по-своему, усилив нас дивизионом самоходных 37-миллиметровых зениток. Не столько в качестве средств ПВО – 4-й воздушный флот люфтваффе за неделю предшествующих боев был разгромлен и теперь уже почти не трепыхался, – сколько в качестве средства огневой поддержки, пригодной к использованию против пехоты и легкобронированных целей. Да и «тройки» с «четверками» бронебойные снаряды этих зениток вполне уверенно брали в борт на расстоянии от пятисот метров до километра. А уж расстрел колонны грузовиков с пехотой осколочными снарядами с дистанции до полутора километров – так это вообще песня. К тому же эти самоходные зенитки были подвижными и имели большой возимый боезапас, так как их шасси происходили от БМП-42, созданной местными умельцами на основе полученной от нас информации о БМП-2. Хорошая машина, подвижная, живучая и злая.
Выступили мы из Сум вчера, как только стемнело. Нам хватило суток на приведение себя в порядок после двухсоткилометрового марша и подготовку к операции. Бросок нашего корпуса к Сумам был осложнен отдельными стычками с мелкими гарнизонами немецких солдат и украинских полицаев. Но этим занимались лидирующие по очереди механизированные бригады и их разведроты. А нас Бережной держал в резерве для более важных и ответственных дел.
Штаб корпуса в Сумах временно разместился в здании, в котором при советской власти находились обл– и горсовет, а при немцах – оккупационная администрация. Ну, а в XXI веке там обосновалась областная администрация Незалежной Украины. Сейчас такой кошмар и в голову никому прийти не может. Полицаев и прочих пособников оккупантов народ ловит и бьет по всему городу, а избив, передает в руки наших комендачей, уже установивших в городе образцовый советский порядок.
Ко времени нашего выступления в рейд по данным радио и авиаразведки нам было известно, что на протяжении дня 6 июля моторизованные и танковые дивизии 1-й танковой армии противника, подвергаясь непрерывным налетам нашей авиации, все же сумели совершить марш протяженностью примерно сто десять километров. Сейчас они сконцентрировались в районе городка Ахтырка, который находится по прямой примерно в шестидесяти километрах от передовых позиций нашего корпуса. По дорогам, впрочем, расстояние тоже не многим больше, так что это считай почти что рядом. Половина дневного перехода для немецких танков, что, в общем, не гут, потому что позиции у наших мотострелков еще не готовы, хоть на земляные работы и согнали почти все уцелевшее мужское население Сум и половину женского. Пусть роют. Если хорошо будут работать, то уцелеет и город, и они сами.
Передовая разведывательная кампфгруппа, состоящая из танков-«двоек», полугусеничных бронетранспортеров, колесных броневиков и большого количества мотоциклистов, проскочила еще на двадцать километров вперед и остановилась на ночь в небольшом городке Тростянец. Основой для формирования этой кампфгруппы послужили моторизованные разведроты
[2] танковых дивизий, такие же мотоциклетные роты и несколько разведывательных взводов легких танков Pz Kpfw II, скорее всего самых новых, модификации «F», которые уже начали выводить из состава танковых рот, придавая в качестве средства усиления откровенно слабо оснащенным механизированным разведротам. Двигалась вся эта орава исключительно по дорогам и в Тростянце должна была разойтись по трем направлениям: основная группа – напрямую на Сумы, одна – налево, через Лебедин, вторая – направо, через Мезеновку. Больше вариантов обходных маневров просто не существовало.
