Далее, выгрузившись с парохода, мы совершили пеший марш из порта на вокзал, где нас погрузили в вагоны третьего класса с жесткими деревянными скамейками. При этом нас даже не удосужились накормить – в последний раз мы получили паек еще в Дувре. Взяв с собой Геррита и Хендрика, я вышел из вагона и, услышав: «Не положено, вернитесь в вагон!», мы наставили оружие на горе-часовых.
– Если нас немедленно не покормят, – предупредил я, – то вы пожалеете, что родились на свет.
Те сразу сбавили обороты, и один из них проблеял:
– Вопросы питания, герр майор, решает комендант станции.
– И где я его найду? – поинтересовался я.
– В здании вокзала, герр майор, – ответил один из часовых.
Я поручил часовых моим ребятам – в мои планы не входило, чтобы они раньше времени подняли тревогу – и отправился на вокзал. В кабинете коменданта станции, в огромном кожаном кресле восседал порядком отъевшийся немец.
– Кто вы такие? – возмутился он. – По какому праву вы вломились ко мне без приглашения?
Я, стараясь быть спокойным, сказал ему:
– Вы комендант станции?
– Да, – он надменно поднял свою голову с аккуратным пробором посредине, – я комендант станции майор Урс фон дер Лайен. Немедленно покиньте помещение и вернитесь в свой эшелон, иначе я прикажу арестовать вас!
Я достал из кобуры револьвер и наставил его на майора. Конечно, я бы смог уделать эту жирную свинью и без оружия, но время уделывания еще не пришло. Взведя курок, я усмехнулся:
– Ну что, майор, я жду приказа меня арестовать…
Немец растекся в кресле жирной кляксой. В воздухе отчетливо запахло нечищеным сортиром, а на бриджах бравого майора расплылось мокрое пятно. Да, не герой ты, фон дер Лайен, ох не герой.
Майор беззвучно разевал рот, словно рыба, выброшенная на берег. Потом он все же собрался и ответил мне дрожащим от страха голосом:
– Что вам угодно?
– Мне угодно следующее. Мои солдаты не получали ни еды, ни воды со вчерашнего дня. Если они не получат то, что им положено, причем хорошего качества, в течение часа, то пеняйте на себя.
Майор попытался было возразить мне, дескать, «а откуда у меня все это», но ствол револьвера, поднесенный к его виску, заставил его замолчать. Через пару секунд он жалобно промямлил:
– Но ведь это очень дорого…
– Меня это не интересует, – ответил я. – Или вы думаете, что мне не известно, что вы получаете со складов все необходимое для обеспечения воинских эшелонов? Если вы сбагрили продовольствие на черном рынке, то это уже не мои проблемы. Так что выбирайте – или пуля в лоб, или мои солдаты получат все необходимое.
– Да-да, конечно! – проблеял майор. – В течение часа вам выдадут все, что положено.
Как ни странно, но мы все получили в полной мере, и майор даже не стал никуда жаловаться. Наверное, он понял, что если ГФП (тайную полевую полицию, которую называли еще «гестапо вермахта») заинтересует, куда регулярно уплывает казенное продовольствие, то майор может получить вполне реальный шанс отправиться на Восточный фронт, только уже не в качестве коменданта железнодорожной станции. Его ждало бы «испытательное подразделение 500», то есть воинская часть для штрафников.
А где-то ближе к утру наш поезд тронулся, и мы покинули не слишком гостеприимное для нас Остенде.
Теперь в окно мы видели абсолютно плоскую равнину – поля, луга, каналы. И только торчащие тут и там острые шпили церквей придавали всему этому унылому пейзажу хоть какую-то рельефность. Ну что ж, до свидания, Западная Европа, не знаем, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Ведь с Восточного фронта в последнее время мало кто возвращался живым…
17 июля 1942 года, полдень. Евпатория. База тяжелой штурмовой бригады. Командир бригады генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин
Со времени моей встречи с большевистским вождем в его кремлевском кабинете прошло уже почти три месяца, но я все чаще и чаще вспоминаю о ней. С той поры многое изменилось, и многое мне стало куда яснее, чем тогда. Ожидавшееся примерно в середине лета генеральное наступление германцев было остановлено большевиками. Похоже, что в России, хотя и советской, не перевелись еще талантливые полководцы. И, как ни странно, они в основном вышли из унтеров той Великой войны. По крайней мере, таковыми являются лучшие большевистские генералы: Жуков, Конев, Малиновский и Рокоссовский. И лишь нынешний начальник Генерального Штаба Василевский в старой армии имел чин штабс-капитана, а командующий Прибалтийским фронтом генерал Говоров – звание прапорщика.
А наших главных противников по Гражданской войне среди победителей что-то и не видать. Хотя почти все советские военачальники поучаствовали в войне против нас. Кого-то господин-товарищ Сталин приказал расстрелять во время разгрома так называемой военной оппозиции, кто-то не проявил себя в самом начале войны, повторив то, что произошло в 1904 и 1914 годах, когда с началом войны выяснялось, что генералов много, а воевать-то и некому. Один Буденный, как и двадцать лет назад, лихо воюет во главе красной конницы, которая входит в проделанный для нее пехотой, танками и артиллерией уже готовый прорыв и устремляется в рейд по вражеским тылам, разрывая коммуникации, уничтожая мелкие гарнизоны противника, сжигая заготовленные запасы. Тоже, между прочим, по той войне всего-навсего вахмистр, правда с полным Георгиевским бантом. А вот Киев с налету взял, и немцы его обратно никак отбить не могут. Большой крови, говорит Александр Васильевич Тамбовцев, в их истории стоила Киевская наступательная операция. По-иному воевали, и заплатили за победу совсем другую цену.
Вот генералы Жуков, Василевский и Бережной сумели втроем разгромить целую немецкую группу армий! Это до сих пор вызывает у меня чувство зависти и даже легкой досады. Неужели так нельзя было воевать в ту войну? Врасплох нас немцы в четырнадцатом не застали, так что у государя шансы закончить все до осеннего листопада были вполне реальными. Есть у нас инструктор из потомков – капитан Ошкин. Во время зимнего крымского дела он был тяжело ранен, да так, что едва выкарабкался. Потом он был признан временно негодным к строевой службе, и сейчас командует в нашей бригаде инструкторским взводом, одновременно преподавая господам офицерам тактику и стратегию нынешней войны.
Так вот, этого капитана не грех послушать и генерал-лейтенанту, к тому же он грамотный и в бою труса не праздновал. Есть у него теория, что если бы государь не поддался на уговоры союзников и велел бы командованию выполнять еще те планы, которые были составлены до войны, войну мы выиграли бы. Ведь сосредоточив основные силы против Австро-Венгрии, а против Германии ограничившись маневренной обороной и местными наступательными операциями, нам удалось бы, если не до первого листопада, то до Рождества точно добить австрияков.
Я выслушал его и не нашел в его рассуждениях особых изъянов. Ведь, действительно, в августе 1914-го австрийская армия была уже фактически разгромлена, и дорога на Будапешт открыта. Войск противника, чтобы преградить нашей армии победный путь, не было. Взятие же нашими войсками Будапешта означало бы неизбежный крах Австро-Венгрии, после чего наши казаки оказались бы уже у южного подбрюшья Германии. Долго воевать в таких условиях кайзер не смог бы и неизбежно пошел бы с нами на мировую. И Россия при таком варианте развития событий достигла бы своих целей совершенно ничтожными для себя средствами.
