Тем временем женщина, видимо, заочно зная каждого из нас, решительно направилась ко мне.
– О, братец, – сказал Геерт, – кажется, ты становишься слишком популярным, так что я, пожалуй, предпочту исчезнуть…
Он-то исчез, а я был вынужден стоять на месте с лицом абсолютного болвана и ждать эту странную женщину. Чем ближе она ко мне подходила, тем сильнее я убеждался, что она какая-то не такая, как все… Походка, жесты и прочее… Так не ведут себя у нас в Южной Африке, так не ведут себя в Британии или Германии, так не ведут себя даже тут, в Советской России… И тут я вспомнил страшные и загадочные истории о русских «Учителях» или «Старших братьях», которые во множестве ходили по ту сторону фронта. Похоже, что эта дама была как раз из их числа. Дальнейшие события подтвердили эту догадку.
– Майор Пит Гроббелаар? – спросила меня эта странная женщина.
– Так точно, мэм, – ответил я по-английски, поскольку не был уверен, что моя будущая собеседница владеет африкаанс, – командир Второго Блумфонтейнского полка Южно-Африканского Союза.
– Очень хорошо, – ответила женщина и, в свою очередь, представилась мне: – Комиссар госбезопасности 3-го ранга Нина Антонова.
– Простите, мэм, – спросил я, – скажите, а как ваше звание будет звучать по-армейски?
– Генерал-лейтенант, – ответила Антонова.
– Извините, госпожа генерал-лейтенант, – сказать честно, с таким высоким начальством мне еще не приходилось общаться, – я готов ответить на все ваши вопросы…
– Для начала, майор, – произнесла госпожа Антонова, – нам неплохо бы найти такое место, где можно было поговорить с вами, чтобы свидетелем этого разговора не стал весь ваш полк.
– Идемте ко мне в палатку, – ответил я, – других более-менее подходящих мест на территории нашего лагеря нет. Или, если хотите, можете вызвать меня к себе…
– Последнее исключено, – отрицательно покачала головой моя собеседница, – нужно, чтобы солдаты видели, что к их командиру пришел представитель советского командования, и чтобы они не подумали, что его забирают неизвестно куда и непонятно зачем.
Ну, раз разговор принял такой оборот, то значит, «Стормйаарс» в частности и буры вообще зачем-то нужны этим русским, и спасенные нами гражданские – это, скорее, повод для этой встречи, чем причина. Ведь мне известно, что русские не всегда были союзниками англичан, и что случалось, когда они даже между собой воевали. Были времена, когда нейтралитет между двумя империями был настолько недружественным, что русские офицеры (естественно, с дозволения своего начальства) брали отпуск и в качестве волонтеров воевали за нашу свободу.
– Тогда идемте в мою палатку, – вздохнул я, – мы уже достаточно долго стоим на солнцепеке, и все мои люди увидели то, что они должны были увидеть согласно вашему желанию.
Через пять минут в палатке майора Гроббелаара
– Задали вы нам задачу, майор, – сказала генерал Антонова, когда мы уселись на табуретах в моей палатке, – мы даже не знаем, что с вами делать. Правительство короля Георга требует вашей выдачи как государственных преступников, но у нас есть большие сомнения, что это необходимо делать – даже безотносительно того, что вы совершили во время перехода фронта…
– Мы всего лишь хотели освободить нашу родину от власти британцев, – запальчиво воскликнул я, – сорок лет назад они поступали с бурами ничуть не лучше, чем поступают сейчас наци на вашей земле. И освободили мы ваших людей только потому, что увидели в них своих родителей и дедов, точно так же брошенных на муки британскими оккупантами.
– Пепел ваших родителей стучит в ваше сердце, Пит? – на языке африкаанс неожиданно спросила у меня Антонова.
– Да, мэм! – кивнул я. – Мне противны рожи заносчивых и самодовольных англичан, которые грабят наши земли и наши недра, снисходительно при этом похлопывая нас по плечу.
– Ненависть – плохое чувство, Пит, – вздохнула моя собеседница, – она мешает трезво думать и в результате часто приводит к тому, что человек совершает ошибки. В наше сердце тоже стучит пепел наших предков, и именно потому мы здесь, а не где-нибудь еще. Но мы стараемся никогда не поддаваться этому чувству, ибо эта дорога ведет в ад.
– Послушайте, мэм, у меня были основания ненавидеть англичан, – сказал я и начал рассказывать свою историю, закончив ее словами: – …надеюсь, что когда-нибудь потом мы получим независимость.
– Не будет у Британской империи «потом», – неожиданно сказала генерал Антонова, – и во многом благодаря вам, Пит Гроббелаар, и еще некоторым другим людям. Вас и ваших людей, раз уж вы перешли на нашу сторону, мы наградим орденами, а всех остальных – намыленным пеньковым галстуком на шею.
Сказано это было таким тоном, что я ни на мгновенье не усомнился, но не в том, что меня наградят каким-нибудь русским орденом, а пеньковой петлей капитана Рамзи. На первое мне было наплевать, а во втором я ничуть не сомневался. Самым главным для меня было утверждение генерала Антоновой, что Британской империи скоро наступит конец. А это станет началом освобождения моей родины. Вряд ли русские, не склонные заводить колонии, будут иметь какие-нибудь виды на нашу Южную Африку.
– В таком случае, госпожа генерал, – спросил я, – не разъясните ли вы наш нынешний статус на вашей территории? Я понимаю, что мы определенно пока вам не союзники, но и военнопленными мы себя тоже не чувствуем.
– Вот именно что «пока», майор, – сказала генерал Антонова, вставая. – Как вы понимаете – подобные исторические решения принимаются на самом высоком уровне. Люди же вроде меня могут лишь давать свои оценки и рекомендации. Так что будьте готовы к тому, что в ближайшее время вам могут предложить повоевать на нашей стороне. Вы же в «Стормйаарс» все разведчики и диверсанты? Как вам такая идея – стать отдельным южноафриканским полком специального назначения имени генерала Де ла Рея? Наши армии уже входят в Европу, и думаю, что помощь ваших парней нам понадобится. А мы в свою очередь тоже не останемся в долгу. Как у нас говорят – долг платежом красен. Вы пока подумайте, Пит, а сейчас мне пора.
Меня словно чем-то тяжелым ударило по голове. Я машинально пожал на прощание руку госпоже генералу (причем ее рукопожатие оказалось неожиданно по-мужски сильным), после чего мы покинули мою палатку.
– Ну, что, братишка, – спросил меня Геерт, когда эта странная русская села в машину и уехала, – о чем шла речь?
– Знаешь, Геерт, – ответил я, – меня вознесли на высокую гору и предложили мне царства земные и небесные. И я, пожалуй, от этого предложения не откажусь…
12 августа 1942 года. 20:15. Москва. Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
– Товарищ Сталин, – начальник Генерального Штаба генерал Василевский положил указку на стол, – мы еще раз проанализировали обстановку на фронтах и можем сказать, что переброска мехкорпуса генерала Бережного на Будапештское направление целесообразна лишь в том случае, если наши и румынские войска успешно срежут занимаемый венгерскими войсками Трансильванский выступ. В настоящий момент бои на Румынском фронте идут по линии бывшей румыно-венгерской границы, проходящей по горно-лесистой местности. К тому же дальнейшее наступление по линии Бухарест – Белград – Будапешт должно будет вестись по пересеченной местности с большим количеством водных преград, расположенных поперек направления движения. В таких условиях Механизированный корпус Особого назначения, так хорошо показавший себя на равнинных участках местности, потеряет большую часть своей подвижности и не будет иметь преимущества перед обычными танковыми частями, предназначенными для поддержки наступления пехоты и кавалерии. С учетом всего вышесказанного считаем, что в Румынию необходимо перебрасывать речные военные флотилии, горнострелковые и горнокавалерийские части Красной армии, а не механизированные корпуса ОСНАЗ.
