Книга Не кормите и не трогайте пеликанов, страница 32. Автор книги Андрей Аствацатуров

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Не кормите и не трогайте пеликанов»

Cтраница 32

Он читал доклад о проблеме времени в романтической эстетике в каком-то небольшом концертном зале с широкой сценой и креслами. Это был даже не доклад, а скорее вступительное слово, предварявшее неизвестно по какой причине выступление струнного квартета. Накануне Петр Алексеевич позвонил, говорил со мной осторожно, пригласил меня прийти – я согласился с неохотой. Мы не виделись почти год, хотя прежде встречались чуть ли не раз в неделю. Петр Алексеевич к тому моменту уже изрядно надоел мне своими религиозными умствованиями, своим неприятием всего нового, прогрессивного, либерального; и не только мне надоел, но всему факультету, даже двум факультетам, где он продолжал преподавать. Мы, молодые преподаватели, соглашались между собой, что ему уже давно пора на заслуженный отдых.

Но тема выступления совпадала с моими интересами, и я явился. Уселся в первый ряд. Публики было немного – по телевизору в тот день транслировали полуфинал чемпионата мира по футболу. Петр Алексеевич вышел на сцену под жидкие вежливые аплодисменты, узнал меня, приветливо кивнул, встал за кафедру и принялся читать доклад. Мне показалось, что он сильно исхудал, одряхлел за то время, что мы не виделись, и оттого сделался смешным. Волосы стали жидкими, круглые мясистые щеки ввалились, стали болезненно бледными, и большой нос, по-прежнему красный, казался клоунским, насильно прилепленным к лицу для соблюдения комичности жанра. Он только начал говорить, произнес фразу о времени, о веке, – и тут у него пошла носом кровь.

Я видел, как он, нисколько не смутившись, добродушно хмыкнул, достал из кармана пиджака платок, большой и белый, энергично встряхнул его, словно прося о перемирии, приложил к носу. Но кровь не останавливалась. Она текла по платку, по пальцам, сжимавшим платок. Петр Алексеевич сделал паузу, поднял голову вверх, прижимая платок к носу, постоял так несколько секунд, тщетно сделал попытку утереться; кровь уже лилась по подбородку, на рубашку, закапала на пол. Петр Алексеевич шагнул от кафедры, осторожно расставил ноги, чтобы не запачкать брюки, и всё старался утереть кровь, но ничего не получалось. Он что-то произносил сквозь платок, какие-то умные слова, но всем в зале было понятно: никакого доклада уже не будет. Люди ахали, брезгливо морщились, переглядывалась.

– Цирк какой-то! Шел бы уже в туалет! – раздраженно произнес над моим ухом мужской голос.

А учитель будто ничего не слышал, не понимал, что пора уходить, все топтался на сцене, прижимая платок к лицу, беспомощно озирался, моргал глазами и не решался уйти. Мне вдруг сделалось неловко за него, за его неудачу – глупую, смешную, и тут же стало противно от самого себя, от собственных мыслей, трусливых и низких. Я вскочил и бросился к нему на сцену.

– Андрюша, это кошмар какой-то… – произнес Петр Алексеевич, прижимая к лицу платок.

В своей беспомощности, в своем жалком состоянии он сделался равен мне и тем, кто сидел в том зале, и выдержать это было невозможно. Тут же рядом с нами на сцене оказался мужчина в синем костюме. Это был устроитель мероприятия.

– Может, вы за него прочтете, чтобы не срывать? – хмуро спросил он и, не дождавшись моего согласия, подошел к кафедре и произнес в микрофон: – Тут у нас это… несчастный случай случился. Доклад Петра Алексеевича доложит его ученик, да? Как вас? Пожалуйста. Текст есть…

Я взглянул на листки с докладом и усмехнулся. Они были заляпаны кровью, чернила поплыли, но текст все-таки можно было разобрать.

– Нет, – сказал я. – Не буду. Пойдемте, Петр Алексеевич.

Я схватил листы бумаги, приобнял учителя и повел за кулисы.

– Кошмар! Кошмар! – он чуть не плакал. – Я все испортил!

– Ничего не кошмар, – сказал я твердо. – Переживут.

Мы вышли за кулисы, в грязное, плохо освещенное помещение, я нашел кресло, усадил в него Петра Алексеевича, сам примостился рядом. Нужно было вызывать скорую. Прибежала худая, некрасивая девушка, от распорядителей, как я понял, встала перед нами и начала, наморщив лоб и прищурив глаза, с ужасом разглядывать Петра Алексеевича.

– Кошмар… – повторял он. – Это кровотечение, понимаете? Со мной один раз уже было такое. Еще хорошо, что не инсульт.

– Я могу чем-нибудь помочь? – испуганно спросила девушка.

– Можете, – сказал я. – Если уйдете.

Петр Алексеевич укоризненно посмотрел на меня и, не отрывая руки с платком от лица, покачал головой.

– Простите, – сказал я. – Уже сам не соображаю, что говорю. Если не трудно – вызовите скорую.


– Там человеку плохо! Слышьте! Скорую вызовите! – раздается зычный женский голос, и дверь приоткрывается.

– Можно?

К нам заходит грузная дама средних лет в синем деловом костюме, с тяжелым длинным лицом, грубыми чертами и высокой лиловой прической. Под мышкой у нее черная кожаная папка. В аквариуме сразу становится тесно. Бритоголовый вполголоса смеется:

– Можно Машку за ляжку! Анна Андреевна, сколько раз вам повторять: у нас принято говорить “разрешите”.

(“Анна Андреевна! А эти двое не иначе, как ее сироты: Бродский с Бобышевым. Дурдом!”)

– Да ну вас! – отмахивается грузная Анна Андреевна. Она поправляет лиловую прическу, вынимает из папки лист бумаги и кладет бритоголовому на стол:

– Вот, пожалуйста…

– Что там у нас? А-а! – радостно тянет бритоголовый и, повернувшись ко мне, торжественно объявляет: – Вот уже и заключение поспело, Андрей Алексеевич!

Интересно, думаю, наденут наручники или так повезут?

Бритоголовый, улыбаясь, берет обеими руками листок, начинает читать, и вдруг выражение его лица делается серьезным.

– Кто проводил экспертизу?! – спрашивает он резко.

Лиловая Анна Андреевна равнодушно пожимает плечами:

– Тот же, кто и всегда. Я могу идти?

– Разрешите, – тихо и раздраженно говорит бритоголовый, не отрывая взгляд от бумаги.

– Чего?

– Анна Андреевна! – он повышает голос. – Надо говорить “разрешите идти”, понятно?

Анна Андреевна закатывает глаза и качает головой. Стеклянная дверь вновь распахивается, и в аквариум заходит белёсый, тот, кто разъяснял мне наркомаршрут. Его физиономия светится неземным счастьем.

– О, кого я вижу! Здравия желаю, Анна Андреевна! Ну, чего там у нас? Докладывай, Александр Семёныч…

Бритоголовый, он же Александр Семёныч, ни слова не говоря, протягивает ему листок. Его лицо приобрело уже обычное, немного насмешливое выражение:

– Наркотических средств не обнаружено, Дмитрий Васильевич…

– Как?!

Белёсый выхватывает у него из рук листок и, широко округлив глаза, принимается его читать.

– Это действительно лекарственные средства, – поясняет бритоголовый Александр Семёныч. – А никакой не гашиш. Обычные геморроидальные свечи хорватского производства.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация