— Мама, зачем вы смущаете госпожу Астор? — указал в меня вилкой Ашер.
— Это нормально, когда жена помогает мужу в карьере.
И тут я остро осознала, что без бокала крепкого неразбавленного виски просто не в состоянии переварить все, что увидела и унюхала в обеденных ящичках у Богартов. Но пить решительно не хотелось. Как и многие нимфы, алкоголь я переносила плохо: пьянела быстро, отходила долго, совершала чудовищные глупости, которые во хмелю казались милыми, а на трезвую голову вызывали непреодолимое желание издохнуть от стыда, и в конечном итоге мучилась таким похмельем, что даже Соверену Гарду в сердцах не пожелаешь.
— Тебе необходимы хорошие связи, — наставляла она великовозрастное чадо. — И если невеста хочет позаботиться о семейном благополучии, то обязана представить тебя господину Гарду. С такими знакомствами ты в два счета начнешь руководить музеем. Кто, если не ты? Правда, госпожа Астор?
Тут она взяла розовый платок в белую клетку и принялась заботливо вытирать масляные губы своему отчаянному карьеристу…
Перед мысленным взором немедленно предстала страшная картина, что я, наряженная в лучший кухонный фартук, сижу возле Ашера Богарта. Он поглощает ужин из двадцати пяти блюд, а я подтираю ему розовым платочком слюни и умиляюсь отличному аппетиту, вызванному ошеломительной карьерой.
По коже пробежал мороз.
Дед Астор, при жизни за просто так раздававший отличные советы, однажды сказал, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Пришло время спасаться, пока я не проснулась одним дождливым утром и не обнаружила, что являюсь частью семьи Богарт.
— Прежде чем мы заговорим о семейном благосостоянии, вы должны кое-что обо мне узнать, — выпалила я, и мама с сыном замерли. — Вряд ли мадам Салазар упоминала… Она, если вы заметили, вообще старается говорить о клиентах, как о покойниках, только хорошее. У меня в монетном дворе ссуда, а коттедж на острове Анадари требует капитального ремонта.
— У вас есть долги? — голос мадам Богарт дрогнул.
— И немалые! — наверное, чересчур энергично поддакнула я. — Кстати, по договору в случае моей кончины долг переходит к мужу. А еще у меня есть ребенок!
— Собственный? — Мамаша как-то странно моргнула только одним глазом.
— Не то чтобы собственный, но после свадьбы я собираюсь этого ребенка усыновить. В смысле, удочерить.
— Не рановато ли думать о детях, когда Шерочка еще не стал заведовать музеем? — немедленно принялась шантажировать маман.
— Мама, что ты такое говоришь? — воскликнул Ашер. — Карьера карьерой, но дети — цветы жизни. Мы с Лаэрли превратим твой дом в сад, полный розочек и гвоздичек!
— Я не согласна в своем доме разводить цветники, — непримиримо заявила она.
Они сыпали метафорами и переругивались, а я сидела как на иголках, подгадывая удачный момент, чтобы дать деру и забыть об очередной свадебной неудаче, как о страшном сне.
— Пожалуй, мне пора, — встряла я.
— Вы совершенно правы, госпожа Астор, — согласилась маман, — вам пора. А ты не смей ее провожать, сиди и жуй рыбку! Не для того я три часа стояла у очага, что бы ты оставлял еду на тарелке.
— До свидания, — встала я из-за стола и прижала к груди ридикюль. — Было приятно познакомиться.
— Прощайте, — с выразительной улыбкой намекнула госпожа Богарт, что мы никогда ни при каких обстоятельствах не встретимся.
— Госпожа Астор, цветочек забыли! — окликнул меня Ашер.
— Нет-нет, — оглянулась я, — оставьте себе. Из гвоздик получаются отличные витаминные настойки для мужского здоровья. В общем, не болейте!
Подозреваю, что скоро ко мне прилипнет прозвище «сбежавшая невеста», потому как со второго свидания в буфете я слиняла проворнее, чем из ресторана от отца семьи отравителей.
Музей уже опустел и было не по себе. Казалось, что портреты на стенах незаметно шевелились, а в глубоких тенях, залегших в углах, прятались призраки. Шаги разносились крикливым эхом, пугал любой шорох и даже хотелось запеть, чтобы нарушить пугающую тишину.
Я прошагала между подсвеченных магическими огнями тумб с древними манускриптами, минула проход в зал с Небесным воином и резко остановилась. Потом попятилась назад. Розовый носовой платок по-прежнему висел между ног статуи. Готова поспорить, что скульптор, пару веков назад создавший изваяние, помер бы второй раз от вопиющего попрания естественной мужской красоты.
Оставить несчастного воина страдать от людского ханжества мне не позволила совесть. Ну и, может быть, желание мелко напакостить Богартам. Я чуточку помялась и ринулась к статуе. Сдирать розовое безобразие в прыжке, как это делал Ашер, когда прикрывал воину мужскую гордость, побоялась. Воровато оглядевшись вокруг, я приподняла узкую юбку и оперлась о постамент коленом. Раз! И носовой платок был сдернут. Воин вновь предстал в первозданном виде и услаждал женский взор не только чудовищной лопоухостью.
— Так-то лучше!
Аккуратно выпрямившись, я одернула юбку, подхватила ридикюль и с независимым видом, словно не совершила акта милосердия, вышла из зала.
Все случилось в один момент! Краем глаза я заметила высокую фигуру, отлепившуюся от стены и сделавшую ко мне широкий шаг. На плечо легла тяжелая ладонь.
— У тебя очень красивые ноги, — промурлыкали почти над ухом.
От страха помутился рассудок. Не издавая ни звука, я размахнулась ридикюлем с увесистой книгой и со всей силы вмазала нападающему по физиономии.
— Женщина, ты рехнулась?! — отпрянул лиходей, и в зале сами собой вспыхнули лампы. Помещение залил ослепительный свет.
Тут ко мне вернулись сознание, зрение и способность соображать. Я замерла с занесенной над головой сумкой и уставилась на покалеченного Соверена Гарда, прижимавшего ко рту ладонь.
— Соверен?
— Ты там кирпич, что ли, носишь? — морщился он.
— Какого демона ты меня пугаешь?! — завопила я, потрясая ридикюлем, и страшный крик эхом отразился от музейных стен. — Просила же не подкрадываться! Зачем до греха доводишь?!
Я была готова огреть его второй раз исключительно ради закрепления мысли, что не стоит пугать хрупкую нимфу, в детстве безжалостно дралась с хулиганами, но Соверен убрал пальцы от лица… Нижняя губа оказалась разбитой до крови, а в уголке рта наливалась нездоровая красота.
— Ой, у тебя… Ба-ба-батюшки, у тебя кровь! — мгновенно растеряв воинственный запал, пролепетала я и полезла в ридикюль за носовым платком.
— Добить меня решила? — с подозрением предположил он.
— Я бы с радостью, но боюсь измять «Домоводство»! — огрызнулась я и протянула розовый в белую клеточку клочок:
— Приложи к ране.
