– Твою мать, граната! – во весь голос завопил он, сразу позабыв и про гитлеровца, и про все остальное.
Выпустив из рук винтовку, Поздняков молниеносно схватил смертоносный предмет и, приподнявшись на локте, отбросил его как можно дальше, потратив на все чуть более секунды. И тут же прозвучала автоматная очередь, заглушившая для Сергея раздавшийся в отдалении хлопок разрыва и едва не ставшая последним из того, что он слышал в своей жизни. Потому что из полудюжины пуль, миновавших березовый ствол, несколько пролетели рядом с сержантом, а одна рванула его за рукав гимнастерки и обожгла плечо. Попади немецкий «гостинец» на шесть дюймов левее, и госпиталь с длительным стационарным лечением Позднякову был бы обеспечен, причем это еще в лучшем случае, но ему повезло – пуля лишь содрала кожу и слегка зацепила дельтовидную мышцу, не задев кость. Тем не менее, ощущение было не из приятных, и Сергей в несвойственной ему манере громко выругался в адрес неприятеля, употребив несколько выразительных крепких слов.
Вскипев от нахлынувшего гнева, снайпер решил точным выстрелом ранить диверсанта и прекратить становившуюся опасной «игру». Вставив патрон и клацнув затвором, он выглянул из-за березы. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как рядом с тем местом, где укрывался фашист, молча катаются по земле сцепленные в клубок два человеческих тела.
– Андрей! – с шумом выдохнул Поздняков.
Резко вскочив на ноги, юноша бросился на подмогу товарищу. А тому приходилось очень несладко. Хорошо подготовленный немец, на которого старшина напал внезапно и со спины, ни капли не растерялся. Он по-змеиному извернулся и стальной хваткой вцепился в горло своего оппонента. И хотя Овечкин слабаком отнюдь не являлся, но он явно проигрывал в этом противоборстве, что и сам уже стал понимать, изо всех сил, но безуспешно пытаясь разжать побелевшие от напряжения пальцы гитлеровского диверсанта.
Исход поединка практически был предрешен, но тут подоспел Сергей. Дождавшись, когда немец окажется сверху, он расчетливым точным движением опустил свой приклад на стриженый затылок фашиста, чья каска валялась поблизости. Коротко вскрикнув, тот сразу обмяк и, потеряв сознание, уткнулся лицом в примятую траву Согнувшись пополам и натужно кряхтя, Поздняков оттащил немного в сторонку безвольное, кажущееся свинцовым тело и, повернувшись к продолжавшему лежать на земле Овечкину, с неподдельным участием спросил:
– Ты как, живой, дядя?
– Не уверен, – вымученно улыбнувшись, хрипло ответил Андрей. – Такое ощущение, будто угодил под танк.
Со стоном перевернувшись на бок, он осторожными движениями ладони принялся растирать свою шею, на которой даже сейчас, когда в лесу почти стемнело, были прекрасно заметны следы, оставшиеся от пальцев бесчувственно распластавшегося неподалеку гитлеровца.
– Надо бы его связать, пока не очухался, – кивнул на диверсанта Сергей, – да нечем, если только ремнем клешни стянуть.
– У меня в вещмешке есть веревка, – откашлявшись, произнес Овечкин. – Через пару минут оклемаюсь и принесу.
– Не надо, сам схожу! Где ты «сидор» оставил?
– Метрах в двенадцати от твоей позиции. Там дуб растет старый, не ошибешься. И винтовку мою тоже прихвати.
– Кстати, ты зря ее бросил, Андрюха! Дал бы разок по башке этому фрицу прикладом, и весь сказ! Как говорится, дешево и сердито!
– А если бы оптику повредил ненароком, тогда что?
– Ну, это ежели бить со всей дури, – усмехнулся сержант, – а коли, так сказать, мягко и нежно…
– Иди уже, умник, – скорчил гримасу Овечкин, – потом разглагольствовать будешь! И в кого ты такой говорун?
– Сам догадайся! – хохотнул юноша, удовлетворенно отметив, что голос товарища уже зазвучал гораздо бодрее.
Наклонившись, он поднял с земли оружие немца, проверил, есть ли в магазине патроны, и передал «МР-40» Андрею.
– Спасибо! – с искренней благодарностью произнес тот.
– За что, за автомат? – удивился Поздняков.
– За то, что мне жизнь спас, – тихо сказал Овечкин.
– Свои люди, сочтемся! – улыбнулся Сергей и, насвистывая «Марш авиаторов», быстрым шагом отправился за винтовкой и вещмешком старшины…
Глава 10
…Капитан Набойченко стоял около блиндажа, вдыхал наполненный ароматами полевых трав воздух и разглядывал мерцающие на темном небе загадочные и такие недостижимые звезды. Ему нравилось на них смотреть, ощущая себя одновременно и крошечной песчинкой мироздания, и частью бескрайней Вселенной. Будучи человеком весьма далеким от астрономии, Набойченко, однако, знал и легко находил в небе множество разных созвездий, а самым любимым для него было созвездие Кассиопеи, чьи ярчайшие звезды, соединенные между собой воображаемыми прямыми линиями, образовывали фигуру, напоминающую латинскую букву «W».
Геннадию всегда казалось, что он может просто стоять и неотрывно созерцать Кассиопею часами. Впрочем, проверить это за годы своей жизни, как бы неправдоподобно сие ни звучало, Набойченко ни разу так и не удалось – постоянно что-то, да отвлекало. Вот и сейчас, устремив взор на объект своих предпочтений и наслаждаясь покоем и тишиной, он внутренне был абсолютно готов к тому, что долго такое счастливое времяпрепровождение, пусть и к его огромному сожалению, не продлится. И когда чуткий слух капитана уловил еще слабые из-за определенного расстояния звуки приближающихся шагов, то отнесся к этому очень спокойно, лишь философски покачав головой и задумчиво прошептав:
– Все как обычно, Анатольевич, все как обычно…
Тем не менее, подобный, если можно так выразиться, фатализм не помешал ему на всякий случай благоразумно отойти в тень и отработанным годами движением расстегнуть кобуру, в которой, как легко догадаться, находился пистолет. Совершив эти нехитрые действия, Набойченко глубоко и протяжно зевнул, скрестил на груди руки и застыл в ожидании припозднившихся визитеров. На уровне подсознания он был уверен, что «гости» направляются, что называется, по его душу, хотя и не представлял, кто бы это мог быть.
«Для начальства уже поздновато, – размышлял капитан, – да и не стал бы Деменев сюда переться в такое время. Мои ребята все спят, конечно, за исключением караульных. Но часовым категорически запрещено покидать свой пост. Если бы что-то случилось, то боец, отправленный ко мне с неким известием, бежал бы бегом или же быстро шел, а эти полуночники движутся размеренно и не спеша. Снова не то! Остаются еще, правда, немцы, но подобное маловероятно – уж слишком открыто идут. Ладно, чего зря ломать голову, скоро и так все узнаю!»
Геннадий поскреб ногтем внезапно зачесавшийся нос и, достав из кобуры самозарядный ТТ, направил оружие в сторону подошедших достаточно близко, если судить по издаваемым ими шорохам и звукам, неизвестных. Однако эта предосторожность оказалась излишней, потому что раздавшийся в ночи голос с неподражаемой интонацией, свойственной только одному человеку на свете, вкрадчиво произнес:
