– Кто там? – не оборачиваясь, спросил лейтенант.
– Курочка Ряба, – глухо произнес Кочергин. – Серега, прекращай заниматься рукоприкладством, надо отсюда валить!..
Вдвоем они подхватили под мышки изрядно помятого оберст-лейтенанта, рывком поставили его на ноги и под прикрытием снайперов, контролировавших территорию перед зданием немецкого штаба, устремились со своей «добычей» как можно быстрей прочь. Правда, каждое резкое движение и приложенное усилие, как упоминалось чуть выше, отдавались внутри организма Артема чрезвычайно болезненными ощущениями, но майор Кочергин стоически это переносил…
Глава 17
…Хлесткий и непонятный для спящего разума шум бесцеремонно проник в расцвеченный яркими красками мир счастливых воспоминаний и грез, вырвав Гюнтера Хагена из бережных объятий Морфея.
– Лучший сон за последнее время, и мне не дали его досмотреть, – пробурчал обер-лейтенант недовольно, проведя растопыренной пятерней по лицу. – Даже здесь, в тылу, нет покоя…
Встав с лавочки, Гюнтер прислушался к доносившимся со стороны голосам, однако не разобрал ни единого слова и, немного поколебавшись, решил выяснить, что же такое могло его разбудить. Неторопливо обогнув угол постройки, он направился к входу в здание штаба и, пройдя семь или восемь шагов, увидел, как трое солдат с винтовками наперевес выбежали на крыльцо и в нерешительности остановились, жестикулируя и глядя вперед.
«Похоже, что-то случилось!» – зевнув во весь рот, подумал обер-лейтенант, и тут же откуда-то справа неожиданно раздались выстрелы, сначала два практически без интервала, а затем и еще один, сразившие замешкавшихся бойцов вермахта наповал.
– Проклятье! – уже вслух воскликнул Гюнтер, мгновенно покрывшись холодным потом.
Быстро присев и инстинктивно схватившись за кобуру, он пронзительным взором окинул местность и только сейчас рассмотрел застывшие на земле в неестественных позах тела двоих часовых. Никого из пятерых в общей сложности погибших Хаген лично не знал, но после окончания совещания он перекинулся несколькими фразами с обоими караульными, рассказав им вкратце о ситуации на передовой. А сейчас, лишь спустя какие-то четверть часа, эти люди, без всякого сомнения, уже были мертвы! И Гюнтер, впившись глазами в бездыханные останки, в очередной раз убедился, насколько непредсказуема человеческая судьба!..
…Впрочем, посыпать голову пеплом или же философствовать на данную тему обер-лейтенант Хаген не собирался. Пригнувшись пониже и укрываясь за разросшимися кустами, Гюнтер с пистолетом в руке аккуратными приставными шажками двинулся прямо в направлении дорожки, проложенной между деревьев и соединявшей центральную улицу и строение, в котором располагался штаб. Достигнув крыльца, он еще раз, хотя и непроизвольно, мазнул взглядом по трупам солдат и, прислонившись к могучему тополю, выглянул из-за него, причем именно в тот момент, когда вдалеке за восточной окраиной села неожиданно загремели орудия и поднялась ожесточенная беспорядочная стрельба.
Безусловно, так просто совпало, но подобная случайность спасла Хагену жизнь. Потому как первым и единственным, кого засек Гюнтер, высунувшись из-за дерева, был облаченный в форму артиллериста мужчина со снайперской винтовкой в руках (что само по себе являлось достаточно странным!), сидевший на корточках возле телеграфного столба и смотревший сейчас на восток. Этот стрелок, очевидно, отвлекшийся на звуки пальбы и пушечной канонады, показался Хагену смутно знакомым, а когда спустя крохотное мгновение он, словно почувствовав на себе чей-то изучающий взор, резко повернул голову, то Гюнтер, обладавший хорошей зрительной памятью, его тотчас признал и сразу же вновь предусмотрительно спрятался за массивным тополиным стволом.
Объяснение тому было весьма прозаичным – обер-лейтенант вспомнил, что видел снайпера, чей лоб слева почти строго по вертикали пересекал слишком уж примечательный, а точнее сказать, незабываемый шрам, вчера утром, когда из траншеи наблюдал в свой бинокль за атакой русской пехоты. Но только тогда на «человеке со шрамом» была советская военная форма! И палил на бегу, кстати, он очень метко, что едва не подтвердил и сейчас, навскидку выстрелив в то самое место, где секунду назад виднелась физиономия немецкого офицера! Правда, на этот раз русский снайпер в цель не попал. Выпущенная им пуля только чиркнула по растрескавшейся шершавой коре, после чего срикошетила от кирпичной стены постройки и ушла в небеса. Однако Хаген, прижавшись к дереву, все равно по достоинству оценил уровень подготовки противника, благоразумно решив выдержать паузу и не ввязываться в самоубийственную дуэль с, несомненно, классным стрелком.
При этом Гюнтер, будучи человеком отнюдь не трусливым, а вдобавок еще и умным, о таких вещах, как долг перед фюрером или самопожертвование во имя Третьего рейха даже близко не думал и голову пропагандистскими штампами не забивал. Единственное, что его слегка беспокоило, так это собственный внутренний голос, услужливо напоминавший о том, что офицеру вермахта, заботящемуся о своей репутации, слишком уж долго бездействовать в данном случае тоже нельзя, и рано или поздно придется что-нибудь да предпринять. Но и здесь все для Хагена сложилось удачно: едва он успел после неприятельского выстрела перевести дух, как настежь распахнулись деревянные створки третьего слева окна от крыльца и в образовавшемся широком проеме возник пулемет «MG-42», без особой задержки извергнувший смертоносный свинцовый шквал в ту сторону, где только что находился советский боец.
Уцелеть под таким плотным жестоким огнем было попросту невозможно, и поэтому, когда «скушавший» ленту в полсотни патронов «Машинен-гевер» умолк, Гюнтер практически без боязни выглянул из-за тополя, рисуя в богатом воображении красочные картины изувеченного трупа врага. Однако его ждало сильнейшее разочарование: ни возле испещренного пулевыми отметинами столба, ни в ближайшей округе (где-нибудь на земле или же под густыми кустами) поверженного тела противника не наблюдалось! Русский снайпер загадочно и бесследно исчез, растворившись, как дым…
* * *
…Оставив свою позицию за пару секунд до того, как ее накрыл ливень фашистских пуль, Овечкин, низко пригнувшись и петляя, словно заяц, перебежал через дорогу и присоединился к Сергею Позднякову, который отступил чуть раньше и сейчас, опустившись на одно колено возле ветхого деревянного колодца, с винтовкой наизготовку прикрывал старшину.
– Уф, похоже, я вовремя смылся! – все еще спиной ощущая убийственное «дыхание» «MG-42», с облегчением воскликнул Андрей. – И теперь, кажется, опасность почти миновала!
– Боюсь, что это именно только «кажется», – негромко ответил юноша, обводя внимательным взором дома и строения и отмечая мелькающие за покосившимися заборами каски немецких солдат. – Если хорошенько присмотришься, то увидишь, что фрицы лезут, как тараканы, прямо из всех щелей. Правда, повышенную неприятельскую активность я наблюдаю пока лишь в секторе, который находится западнее от ихнего штаба, но цыплят, как известно, считают по осени…
– Ничего, прорвемся, не в первый же раз! Сначала вдвоем ломанемся к танку, что торчит под березой. Его хлопцы Кочергина захватили, сняв экипаж без единого звука. Сработали, доложу тебе, на загляденье – я даже толком моргнуть не успел! Вот! А оттуда уж двинем к зерноскладам! Кстати, Сережа, гляди, – Овечкин вытянул руку в направлении только что упомянутой им группы зданий, – майор с этим, как его, Буренковым, практически уже там! И, главное, фрица по дороге не потеряли! Молодцы!
