Василий, в словесной перепалке не дававший спуску никому, глубоко вдохнул, без сомнения намереваясь и сейчас подтвердить свою высокую квалификацию «отъявленного» собеседника, но его опередил Овечкин, который произнес:
– Ребята, давайте закругляться с болтовней! Там в бане люди ждут, и им не до веселья…
Естественно, что на слова Андрея возражений не последовало. Кулик выбросил свою почти полностью обгрызенную травинку, проверил автомат и встал. Его примеру последовали Носков и Фомичев. Последним из четверки поднялся на ноги старшина, перед этим привлекший к себе легким свистом внимание Позднякова и жестами объяснивший практически приросшему к стене «пожарки» юноше, чтобы тот оставался на своей позиции и не скучал…
* * *
…Неожиданно появившаяся в коридоре со стороны вестибюля человеческая фигура заставила Гюнтера подобраться и сфокусировать взгляд.
«Кун, чтобы ему провалиться!» – присмотревшись, понял он и несильно предупреждающе толкнул локтем в предплечье продолжавшего отчаянно зевать Кенига, который, сразу же прекратив «лошадиными» порциями заглатывать воздух, молниеносным движением схватил со стола «МР-40» и принялся деловито вертеть оружие в своих ловких руках, всем внешним видом показывая вселенскую озадаченность и невероятную сосредоточенность…
«Вот же артист! – покосившись на Вилли, усмехнулся про себя Гюнтер. – Ему бы в театре играть!»
Поднявшись со стула и одновременно убрав в кобуру пистолет, Хаген обогнул стол, затем протиснулся боком в узкий проход между мешками с песком и стеной и двинулся навстречу Куну, приближавшемуся весьма быстро и почти бесшумно.
– Русские уже около двери, – остановившись в метре от Гюнтера, кивнул эсэсовец себе за спину – Скоро зайдут в здание. Вы готовы исполнить свой долг перед Рейхом и фюрером?
– Можете не сомневаться! – твердо ответил Хаген.
– Хорошо! Тогда возвращайтесь к своему подчиненному, а я к вам присоединюсь через минуту!
Ободряюще хлопнув Гюнтера по плечу, Кун повернулся налево и, открыв дверь в небольшую каморку, доверху забитую всяким хламом, юркнул внутрь. Снабженная пружиной дверь с легким скрипом сама закрылась за ним.
«Какую еще пакость ты замыслил, мерзавец? – проводив глазами эсэсовца, с беспокойством подумал обер-лейтенант. – Эх, порыться бы в твоих гнусных мозгах да извлечь всю скопившуюся в них грязь и подлость наружу!..»
Скрипнув зубами, Хаген вернулся на свое место, отодвинул стул в сторону и присел на колено. Пристально наблюдавший за ним Кениг сделал то же самое и тихо спросил:
– Как будем действовать дальше, господин обер-лейтенант?
– Как мы и договаривались, – пожал плечами Гюнтер. – Пока ждем, а потом по приказу Куна ты, Вилли, попытаешься осуществить подрыв зарядов, которые сам вчера заложил. А когда они не сработают, то…
– Я изображу отчаянное недоумение пополам с искренним удивлением и отвлеку внимание унтерштурмфюрера на себя, чтобы дать вам свободу маневра, – перебив командира, прошептал Кениг скороговоркой. – Правильно?
– Абсолютно, – искренне улыбнулся Хаген в ответ. – Ты молодец, сапер Вилли, и даже не представляешь, какой….
– Не хвалите меня заранее, господин обер-лейтенант, ведь дело до конца не сделано, – внезапно зардевшись, пробормотал унтер-офицер и зачем-то легонько пнул ногой по корпусу взрывной машинки. – Еще сглазите ненароком…
– Ты согласился мне помочь, Вилли, и, если сегодня я выживу, то на девяносто девять процентов это случится благодаря тебе! – серьезным голосом, прогнав улыбку с лица, произнес Гюнтер. – А ведь именно я, хоть и с тяжелым сердцем, приказал тебе здесь остаться, фактически загнав вместе с собой в смертельную западню! И поэтому я просто обязан выразить тебе, Вилли, свою искреннюю и глубокую благодарность!..
– Уф, – шире обычного раскрыв глаза, выдохнул Кениг, – извините, господин обер-лейтенант, но вы так все закрутили, что, слушая вас, я немного запутался…
Вилли хотел добавить что-то еще, но тут скрипнула дверь каморки, и в коридор вышел Кун, облаченный в форму лейтенанта Красной армии! Лихо сдвинутая на затылок фуражка с пятиконечной звездой, да и все остальные элементы его нового «гардероба» смотрелись на нем очень и очень естественно, вдобавок лоб эсэсовца был еще и перемотан бинтом с отчетливо выделявшимися на белой ткани красными пятнами. Что же касается оружия, то пистолет-пулемет системы Шпагина, который унтерштурмфюрер держал в левой руке, замечательно дополнял картину произошедшего с Куном перевоплощения…
– Ничего себе фокус, – только и смог прошептать Вилли, с наполовину отвисшей челюстью глядя на офицера СС.
Гюнтер же, в отличие от сапера полностью контролировавший собственные эмоции, не промолвил ни слова и нарочито равнодушно смотрел на унтерштурмфюрера, хотя и был изумлен его внешним видом не меньше, чем Кениг. По мере того, как эсэсовец подходил к ним все ближе, некое тревожное чувство, зародившееся в глубинах сознания Хагена минутою раньше, становилось сильнее, с каждым мгновением обретая более четкие формы. Обер-лейтенант непроизвольно нахмурился, как говорится, собирая мысли в единый клубок, и внезапно его осенило!
«Ну, конечно! Теперь-то я понял! – наклонив вперед голову, чтобы эсэсовец не заметил лихорадочный блеск в глазах, воскликнул он про себя. – Кун хочет свалить всю ответственность за уничтожение запертых здесь в помывочном зале мирных жителей на меня и на Вилли, но погибать вместе с нами не собирается! Поэтому он и переоделся в форму противника! Мерзавец, очевидно, изначально решил сразу же после подрыва зарядов уложить нас обоих из ППШ, а затем воспользоваться неминуемым замешательством среди русских и без помех скрыться, поскольку в суматохе и грохоте, когда рухнет часть южной стены, на раненого советского лейтенанта, куда-то бегущего, никто и внимания толком не обратит! Зато, когда несколько позже возле взрывной машинки обнаружат тела обер-лейтенанта и унтер-офицера вермахта, то их, что, кстати, вполне логично, и объявят главными виновниками этого злодеяния! И даже если кто-то из моих шестерых солдат, на что я все же надеюсь, не будет убит в бою или потом расстрелян на месте и чудесным образом уцелеет, то он или они ровным счетом ничего не знают про роль Куна. Ведь во время разгрузки и последующего минирования унтерштурмфюрер, сохраняя инкогнито, крутился в сторонке и в основном наблюдал, да и приказы отдавал мне очень уж ненавязчиво и для других практически незаметно!.. Что же, если отбросить все нормы морали, то надо признать – план эсэсовца довольно хорош! По крайней мере, для него лично! Вот только Кун не учел человеческий фактор, решив, что я тупо буду плясать под его дудку и слепо доверю ему собственную судьбу! Тем для меня лучше, тем лучше!..»
…Гюнтер так увлекся своим внутренним монологом, что пропустил момент, когда унтерштурмфюрер проскользнул рядом с ним! И потому обер-лейтенант вздрогнул от неожиданности, услышав раздавшийся прямо над ухом голос эсэсовца, который вкрадчивым тоном спросил:
– О чем размышляете, господин Хаген?
