Третьим литературным жанром (после басен и фацетий), в каком Леонардо принялся упражняться в 1490-х годах, стали «пророчества». Так называл их сам Леонардо, и они часто представляют собой загадки или хитроумные вопросы. Особенно нравилось ему описать нечто страшное, мрачное и разрушительное, насмешливо подражая языку, каким изъяснялись предсказатели и прорицатели, вертевшиеся вблизи двора, а затем вдруг раскрыть, что имелось в виду что-то вполне обыденное. Например, одно его пророчество гласит: «Многие, слишком поспешно выпуская дыхание, потеряют зрение, а вскоре и все чувства», а затем Леонардо поясняет, что это сказано о людях, которые задувают свечу перед сном.
Во многих пророчествах-загадках отразилась любовь Леонардо к животным. «Многочисленны будут те, у кого будут отняты их маленькие дети, которых будут свежевать и жесточайшим образом четвертовать!» — говорится в одном пророчестве, и поначалу кажется, что он описывает зверские войны и истребление целых народов. Но затем Леонардо-вегетарианец поясняет, что имел в виду овец и коров, чье мясо едят люди. «Пернатые животные будут поддерживать людей собственными перьями», — загадал он другую загадку, а потом открыл, что речь не о летательных аппаратах, а о постелях и перинах
[238]. Как говорят в шоу-бизнесе, это надо было слышать.
Иногда Леонардо сопровождал литературные чтения розыгрышами и фокусами — например, взрывами со вспышками. «Вскипяти десять фунтов коньяка, чтобы он испарился, но следи за тем, чтобы дверь в комнату оставалась плотно закрытой, и подбрось в пламя немного толченого лака, — записал он. — А потом внезапно войди в комнату с горящим факелом, и сразу же она вся вспыхнет искрами»
[239]. Вазари рассказывает, что Леонардо приделал к странной ящерице, найденной садовником, бороду и крылья, наполненные ртутью, и держал ее в коробке, чтобы пугать друзей. А еще он очищал от содержимого кишки кастрированного бычка и «делал их столь тонкими, что они легко помещались в горсти. В другой комнате он устанавливал пару кузнечных мехов и прикреплял к ним концы кишок. Надувая их посредством мехов, он наполнял ими всю комнату, которая была очень велика. Тем, которые были в комнате, приходилось забиваться в угол»
[240].
В ту пору была в большой моде игра слов, и Леонардо часто создавал своего рода зрительные каламбуры. Мы уже видели один такой пример — колючий можжевельник (ginepro) на портрете Джиневры Бенчи. Словесная игра принимала и другие формы: Леонардо придумывал для двора различные криптограммы, пиктограммы и ребусы. Картинки выстраивались в ряд, и зрители должны были разгадать зашифрованный в них смысл. Например, он рисовал колос, обозначавший зерно (по-итальянски — grano), и кусок магнитной породы (магнит — calamita), и этот ребус расшифровывался как gran calamità — «большое бедствие». На обеих сторонах одного большого листа он изобразил более 150 таких маленьких загадок, причем видно, что рисовал он быстро, как будто на глазах у публики
[241].
А еще в рукописях Леонардо сохранились черновики сказочных новелл, иногда облеченных в форму писем, где описываются таинственные земли и приключения. Примерно веком ранее флорентийский писатель-гуманист Джованни Боккаччо, выпустивший сборник новелл «Декамерон», сделал очень популярным этот жанр, в котором правда перемешивалась с вымыслом. Леонардо сочинял нечто похожее, о чем свидетельствуют по крайней мере два сохранившихся черновика новелл.
Одна из них, вероятно, была инсценирована на празднестве, устроенном в 1487 году по случаю отъезда Бенедетто Деи — земляка Леонардо, флорентийца, который тоже прожил некоторое время при дворе Сфорца в Милане. Новелла написана в форме письма к Деи, который много странствовал и рассказывал удивительные (и изредка приукрашенные) истории об увиденном. Главный злодей в этом рассказе — черный великан с налитыми кровью глазами и «чудовищным лицом», который наводит ужас на жителей Северной Африки. «Он жил в море и питался китами, левиафанами и кораблями», — писал Леонардо. Однажды люди, увидев, что гигант упал, забегали по его телу, будто муравьи, но все было напрасно. «Он тряхнул головой — и все они посыпались в воздух, как град, носимый ветром»
[242].
Эта новелла — одна из первых вариаций на тему, к которой Леонардо будет неоднократно возвращаться до конца дней: апокалиптические картины разрушения или потопа, в котором гибнет все живое на земле. Великан проглатывает рассказчика из новеллы Леонардо, и тот, очутившись у него в брюхе, плавает в темной пустоте. Заканчивается рассказ горестным причитанием и описанием кошмарных демонов, вырвавшихся из сумрачной пещеры — они преследовали и мучили Леонардо всю его жизнь: «Я не знаю, что сказать или что сделать, ибо повсюду, мнится мне, я плыву головою вперед внутри его могучей глотки и в смертельном страхе пребываю погребенным в его огромном чреве».
Эта сумеречная сторона гения Леонардо проявилась и в другой сказочной новелле, которую он сочинил, находясь при миланском дворе. Там уже предвосхищены описания и изображения потопа, которые он будет создавать ближе к концу жизни. Эта новелла состоит из ряда писем, написанных неким прорицателем и инженером-гидротехником, в котором узнается сам Леонардо, к «Диодарию
[243] Сирии, наместнику священного султана Вавилонии»
[244]. И вновь в его рассказе возникают картины потопа и разрушения:
Вначале на нас напала ярость ветров, а затем с больших гор стали обрушиваться лавины снега, который завалил все окрестные долины и разрушил изрядную часть нашего города. Не удовольствовавшись этим, буря внезапно затопила водой всю нижнюю часть этого города. В придачу ко всему, с небес внезапно хлынул дождь, или, вернее сказать, губительный ливень из воды, песка, грязи и камней, перемешанных с корнями, сучьями и ветками деревьев. И все это носилось по воздуху и падало на нас. Наконец, разразился великий пожар, принесенный сюда, казалось, не ветром, а тридцатью тысячами бесов, и он окончательно сжег и погубил этот край
[245].
В этой новелле Леонардо дал волю фантазии, представив себя искусным инженером-гидравликом. Рассказчик в его новелле уверяет, что укротил сирийскую бурю, построив гигантский дренажный тоннель, который насквозь прошел через горы Тавра.
