– Ну и ну! – Кусок сыра, бороздивший просторы терки, застывает на полдороге в маминой руке. – Как же так можно, она же все это делает для нас! Кто деньги проходимцам отнес? Она, что ли? Ты и отнес. А шапку тогда подсунули, сто раз об этом говорили с тобой: суматоха, давка – разгляди тут, криво или не криво. Она ее сама не шила, а потом я ее переделала, можно носить.
– Чего вы спорите, надо позвонить ей на работу. Может, она заболела? – говорю я.
– Да не работает там телефон, с кабелем что-то уже который день, я звонила.
– Ладно вам панику наводить! Если б что случилось, мы б уже знали.
– Откуда, пап?
Мой вопрос риторический. Мне б самой на него и ответить. Поэтому решаю: завтра же после уроков забегу в фотоателье. Просто повидаться, за папу извиниться, в конце концов. Но завтра не получилось. Ходили к Потапову смотреть двухголовую рыбу. Этого монстра поймал его дед и страшно гордился этим. Когда мы пришли, он сидел в кресле при орденах и ждал съемочную группу с телевидения. На столе, покрытом крахмальной скатертью, стояла ваза с фруктами и полуоткрытая коробка конфет. В сочетании с двухголовой рыбой, расположившейся тут же в эмалированной миске, весь этот праздничный антураж выглядел как поминальный. Это и были поминки – экологические…
– Даже с двумя головами можно попасться на удочку, – произнес дед, и эта фраза прозвучала вполне в духе апокалипсических настроений конца двадцатого века.
И еще два дня я собиралась. Но то разболелся зуб, то полно уроков: напропускала все же.
Вдруг в среду среди ночи вскочила от жуткого сна, в страхе, что с тетей Лидой все же что-то случилось. Или по дороге, или в подъезде – не зря у них исчезают половики и в двери звонят по ночам… Или аппендицит, вдруг прихватило ночью, а у нее даже нет телефона, чтобы вызвать «Скорую». Я тоже хороша – трудно сбегать через пустырь! А родители? Обиделась, то-сё, всякие домыслы. Как пироги ее трескать, так все тут! Конечно, и раньше бывало, что она вдруг исчезала, но то были экскурсии, ремонт… Обычно мы знали хоть приблизительно. Сейчас же за всем этим ее отсутствием я начинала угадывать более серьезную причину. Мне стало тоскливо, плохо и стыдно, и я уснула, потому что в половине третьего ночи со всем этим некуда деваться.
А утром, проснувшись, я уже не испытывала столь сильного отчаяния и тревоги за тетю Лиду и не стала произносить обличительных речей в адрес беспечно поживающих родителей. Тихонько отправилась в школу – недоспав, не позавтракав, мечтая быстрее отсидеть уроки, вернуться и бухнуться на диван. Но на первом же уроке, под ехидные замечания математички Бронзовой, вялость с меня сползла, как старая шкура, только вместо формул в голове опять зашевелились детективные сюжеты.
После школы я заставила себя отправиться в фотоателье. Прошла через пустырь, мимо штабелей бетонных блоков, мимо рва, в котором постоянно бурлил какой-то источник. Я увидела тетю Лиду, как только обошла голубятню. Столкнулась с ней! «Теть Лид, это вы?» Дурацкий вопрос вылетел из меня безо всякой радости, потому что я уже приготовилась к самому худшему. Она обняла меня за плечи, но тоже безрадостно. И я подумала – обокрали! Мне это сразу пришло в голову, как только я взглянула на ее старый распахнутый плащ и кошмарную розовую кофту, усеянную синими ромбами, смахивающими на невиданных геометрических насекомых. Эту кофту я помню с первого класса. Наверное, это все, что у нее осталось…
Мы молча перешли дорогу. Потом она спросила, но тоже как-то одноцветно: все ли здоровы, как у меня в школе. Я ответила, но ее не стала расспрашивать – боялась.
Уже когда вошли в подъезд и поднялись по лестнице, уже у самой двери она спохватилась: «А папа дома?» – «Нет, у него кончился отпуск», – успокоила я. Но дверь нам открыл именно папа… Это, наверное, было так некстати, так сильно не входило в тети-Лидины планы, что у нее задрожали губы, она вдруг заплакала и хотела повернуть, но поняла, что поворачивать поздно, и вышло так, будто она оглядывается на прощание, не надеясь больше выйти из нашей квартиры.
– Проходи, Лид, я теперь не кусаюсь, – ошарашенно пробормотал папа, отскочил от двери в сторону и как-то излишне проворно выхватил у нее сумку, будто только эту сумку и ждал, только ради нее в неурочный час сорвался с работы.
– Ну, пап… – сказала я, надеясь, что он поймет и куда-нибудь исчезнет.
– Мы тут как раз недавно ели…
– Ну, папа! – дернула я его за рукав. – Маму позови.
Мама ничего не слышала из-за стрекота машинки. Когда она вышла и увидела зареванную тетю Лиду, то как бы даже не обратила на это внимания, а быстро, не дав ей разуться, увела в комнату. Мы с папой мучительно хотели подслушать, но нас было двое, а подслушивание – дело индивидуальное. Конечно, это плохо, но я бы подслушала, я бы не выдержала, все же – тетя Лида! А кроме того, может, они на меня не рассчитывают, а я как раз чем-то могу помочь. Раз нельзя было подслушать, я честно ушла на кухню. Папа, оставшись в прихожей, достал гуталин и стал бесшумно начищать ботинки, которые и так достаточно сияли.
– Я так и думал! – Он вдруг отшвырнул ботинок. – Сократили!
– Что? – не поняла я.
– Не что, а кого… Лиду сократили на работе.
– Щетки собери, пап. Меня ругаешь, а сам… – Я не знала, радоваться или огорчаться такому повороту дела. Самое главное, на мой взгляд, с ней самой ничего не случилось! Что же, устроится в другое место. В конце концов, она не солистка балета в городе, где всего один театр! Так расстраиваться из-за какой-то работы…
– Много ты понимаешь, – сказал папа. – Человек привыкает. Черт-те что!
Он помрачнел и задумался. У них на работе тоже предстояли перетряски, и это, как я догадалась, для него была тема номер один, но глубоко спрятанная, так же как мой потаенный страх остаться старой девой.
Но мы не угадали. Ни я, ни папа. Тетю Лиду не обокрали, не сократили. На ней хотели жениться! Увезти в Болгарию, поселить в собственном двухэтажном доме с видом на море и прекрасное будущее, ее хотели научить готовить блюда из брынзы и красного перца, водить машину, доить козу, ее хотели приучить к чужому ландшафту, соблазняли путешествиями с фотокамерой, ластами и фоторужьем, а также пытались отвлечь от привычного образа жизни и переключить на возню с возможными в ситуации обоюдной любви детьми…
Ее хотели породнить с дряхленькой, полуслепой Екатериной Филипповной, вывезенной еще в детстве из России, которая теперь строго требовала от командированного на ее бывшую родину сына – без русской жены не возвращаться. Тетю Лиду уверяли, что она никакая не первая попавшаяся, что она именно тот нечаянный случай, поворот судьбы, будущее утешение заждавшейся старушке и долгожданное счастье того, кому старушка строго наказывала… Ее караулили возле фотоателье, мешая свободному продвижению транспорта, ее боялись упустить, потому что дважды она убегала, а про домашний адрес не распространялась. Зачем? Чтоб на следующий день все в подъезде судачили, что ни попадя плели. Он действительно выглядит как какой-нибудь бизнесмен, из этих, из новых. Оправдывайся потом, к ней же люди обращаются, доверяют. Но он каждый день ждал в машине напротив работы, хоть отпуск бери, хоть садись на больничный, кошмар какой-то на старости лет!