«Алексей, мой руки, садись за стол!» – звала мама. Раньше этот милый Лешиному сердцу призыв никогда не звучал дважды. После же случая в «Океане» в огромной хозяйственной сумке настойчиво замелькали рыбьи хвосты. И под видом нуждающегося в фосфоре Леша медленно плелся в кухню, там один за другим пропихивал в себя куски жареного палтуса или какой-нибудь ставриды. Для него это было все равно что жевать маринованные опилки.
Но такое можно было и перетерпеть. Отработав в несколько присестов версию с фосфором, он в конце концов получал возможность с чистой совестью вернуться к прежнему излюбленному рациону. И если б Великодворская Маргарита Павловна прибыла домой не позже, а неделей раньше, Леша с радостью передал бы ей из рук в руки ключи, попугая и полный комплект сбереженных кошек. Теперь же полного комплекта не выходило… Исчез кот Ярик! Любимец Великодворской… Исчез непонятно как! Исчез при закрытой на три замка двери и наглухо задраенных окнах! Исчез, как растворился в воздухе! Где они только его не искали!.. Первое, что пришло в голову: может, помер, бедняга, и лежит где-нибудь за диваном? Обшарили всю квартиру, заглянули во все щели, но никакого испустившего дух Ярика не обнаружили. Потом Усте показалось, что они однажды забыли закрыть форточку, может, через нее удрал? Хотя вряд ли стал бы соблазняться рискованной прогулкой староватый хромой кот – куда ему! Он от комнаты до кухни и то делает в пути по два привала. Конечно, не исключено, что он просто хотел посидеть в окне, подышать свежим воздухом, полюбоваться на волю, но сорвался, не рассчитав прыжок. Устя взбиралась на подоконник, подробно осматривала раму: не осталось ли следов от когтей? Какие-то царапины виднелись, но, похоже, давние… Может быть, он незаметно прошмыгнул в дверь, когда они приходили-уходили? Но что выбрал он, ошалев от свободы, – чердак или улицу? Этого не знал никто… Устя с Лешей на всякий случай излазили все ближние и дальние подъезды, прочесали вдоль и поперек помойные ряды во дворах, даже зашли на ветстанцию – узнать, не было ли на днях мероприятий по отлову бесприютной фауны, но, оказалось, зашли не по адресу… Оставалось уповать на объявления.
Они написали их штук пятьдесят. Писали фломастерами, чтоб ярче, чтоб сразу бросалось в глаза, останавливало. Телефонов дали сразу три: Великодворской, Усти и Лешиного приятеля со старой квартиры. Правда, самого приятеля не было: уехал на лето, но оставался дедушка, готовый помочь Леше в чем угодно. Свой телефон Леша дать, естественно, не мог. И так, развешивая объявления, они опасались, как бы один из этих пестрых листочков случайно не привлек любопытный взор Лешиной мамы и не поразил ее странной комбинацией знакомых номеров. Уж она-то знала все, или почти все, телефоны, имеющие отношение к членам ее семьи.
Но время шло, кот не находился, Леша нервничал все больше: вот-вот должна была возвратиться Великодворская. Устя, как могла, успокаивала его. И вдруг – эта телеграмма!
– Леш, ну ладно тебе! Кончай страдать! Ну что теперь, топиться из-за него, что ли… – Устя вошла в комнату с вычищенной клеткой.
Леша сидел в кресле все так же понуро. Он потянулся к столу, снова взял телеграмму, внимательно вгляделся, как будто там мог быть какой-то иной, дополнительный, пропущенный при первом чтении текст.
– Лучше б уж сразу вернулась! А то опять теперь эта тягомотина: ломай голову, что да как… Неблагодарные! – сказал он обступившим его кошкам, разлегшимся на коленях, на кроссовках, на спинке кресла. – Я в вас всю душу, а вы, негодяи, что творите! Где ваш собрат? Знаете ведь, а молчите… Может, вы его, ребята, грешным делом, слопали? Ну, признавайтесь, что уж теперь…
– Точно, – сказала Устя, – одно из двух: или слопали, или женили на сторону, в чужую хату! А мы тут с ума сходим – объявления, помойки, чердаки!
Леша взглянул на часы, поснимал с себя кошек.
– Пошли? – спросил он, выбираясь из кресла. – Может, успеем на «Отшельника», во сколько там сеанс?
– Да ну, не хочется сегодня…
Усте действительно не хотелось: и настроение не то, и тем более не стоило, чтоб их с Лешей так уж часто видела эта методистка, или кем она там числится, эта соседка с верхнего этажа… Дело в том, что на фильм нужно было идти в районную библиотеку, где время от времени по расписанию крутили видео. Раньше Устя бегала туда с Нателлой и смотрела что придется. Иногда попадали удачно, а иногда Устя выходила после сеанса, словно объевшись бутафорскими яблоками. Заправляла же всем этим хозяйством живущая над ней пожилая надменная Элеонора Васильевна. С тех пор как Элеонора Васильевна в силу профессиональной необходимости приобщилась к видео, в ее чопорные манеры проникла странная раскованность и даже некоторая дозированная демократичность. Она теперь сама заговаривала с Устей в лифте, камуфлируя закаменелую снисходительность затяжной полнозубой улыбкой. А в ее защитно-сероземельного цвета одежды вдруг в одно заурядное утро вкрался и засиял на всю округу пурпурный японский спортивный костюм! И в любую погоду она теперь выводила своего терьерчика, надев этот костюм, – наверное, в нем она чувствовала себя дерзкой, нестарой, может быть даже чего-нибудь там попирающей… И видно было, что в нем она зауважала и полюбила себя окончательно, можно сказать, в последней, высшей стадии уважения и любви, доступной человеческой природе вообще.
Да и не только в соседке дело. Устя приблизительно знала, о чем фильм, наверное, это интересно, но могут быть у человека моменты, когда не до острых сюжетов… Когда просто хочется долго, медленно идти без всякой цели, смотреть на чужие окна, разглядывать по пути витрины киосков, ловить обрывки чьих-то разговоров или сидеть на какой-нибудь ограде, свесив не достающие до земли ноги…
Но Леша, как видно, был настроен на фильм. Его удивил и раздосадовал Устин отказ.
– Смотри, а то бы успели… А куда ты сейчас?
– Домой, – ответила Устя.
Но если б он знал, как не хотелось ей домой, если б предложил: «Да брось ты, рано! Давай еще погуляем!»
– Ладно, тогда и я домой, – сказал Леша. – Кстати, Усть, я забыл! Тут такое дело. – Он полез в карман и достал ключи от квартиры Великодворской. – Мы с отцом завтра едем в Тулу, в воскресенье вернусь. В воскресенье можешь не ходить, я по пути заскочу за ключами, а завтра заедь, покорми их, хорошо?
– Ого, как от замка! – Устя подбросила на ладони тяжелую связку чужих ключей, сверкнул брелок – янтарный желудь.
Две остановки они проехали на троллейбусе. Потом Устя вышла – якобы в магазин, а Леша поехал дальше. Она даже немного разозлилась, что он, не уловив ее настроения, так быстро поверил первой попавшейся отговорке и не рванул у выхода вслед, хотя троллейбус долго еще стоял с распахнутыми дверями, как будто специально для него.
Как только троллейбус отъехал, Устя изменила траекторию и пошла не к магазину, а мимо круглых будок театральных афиш, мимо «Пирожковой» к скверу, с которого доносился запах стриженой травы.
Весь день погода раздумывала, какой ей быть – плохой или хорошей, и от этого была никакой. С утра затевался ливень. Тучи шли тяжелые, основательные. Они долго подтягивали свои ряды, намечая стратегию и тактику, просматривали сверху город, должно быть выискивая его самые уязвимые места. Их массивные бока сталкивались, но громовые раскаты, тоже чего-то выжидая, не кидались очертя голову к земле, а топили грохот и ярость в пухлых, серых, зреющих недрах туч. Перенапряженный воздух был тих и насторожен. Разворачивалась грандиозная, эпическая подготовка к предстоящей стихии… Но что уж там у них наверху произошло, какой механизм не сработал, только стихия не состоялась. Торжественность понемногу рассеялась, и скоро появились голубые прорехи, в самые большие из которых ненадолго выпадало солнце. Дождь все же проскочил, но мелкий, сыпучий. Он прилип к листьям, скатал в шарики дорожную пыль – и был таков! Тучи, потеряв авторитет, тем не менее ползли и ползли… Может, еще на что-то надеялись. А может, теперь уже просто шли транзитом в другие края…
