Некое чувство, глубинное, неошибающееся и непонятное, властно утверждало: этот парень подлецом быть не мог. Не мог – и всё! Вот он подбирает повод, вот начинает непринуждённым галопом кружить по манежу, разговаривая со Слипонз Фари, настраивая любимицу на успешное выступление… И этот человек – вор?!! Что-либо сформулировать рационально Сергей, впрочем, и не пытался. Просто смотрел и смотрел, всем существом впитывая каждое движение шведа… и всё настойчивее ощущая в нём нечто прямое, решительное… честное. Предположить, чтобы он мог совершить зло? Пойти на преступление, украсть?.. Да ещё… Кузю?.. Нет. Не мог!!!
Сергей даже заёрзал на стуле:
– Хватит тянуть, прыгай давай…
И тут же ударил колокол – можно стартовать.
Развернув лошадь, Бенгт подчёркнуто хладнокровно водрузил жокейку на голову, разобрал повод – и уверенным коротким галопом двинулся к первому препятствию…
Старт!
Швед точно подвёл кобылу к барьеру, Слипонз Фари вычертила в воздухе красивую, правильную траекторию, мягко приземлилась… И, уже встав после препятствия на все четыре ноги, вдруг шаловливо отбила в воздухе задом!
Трибуны заинтересованно загудели.
Йоханссон слегка тронул свою питомицу шпорой, и она, оставив игрушки, по-деловому двинулась дальше – к следующему барьеру.
– Смотри, какие мы темпераментные, – отозвалась на выходку лошади Аня. – Я-то думала, у них у обоих характеры нордические… выдержанные…
– Выезжена хорошо. А так, похоже, у неё ещё то шило в заднице…
Швед ехал расчётливо и очень технично. Не спешил, с ювелирной точностью обрабатывал препятствие за препятствием и знать не знал, что одна отдельно взятая девушка в зале видит в нём только преступника. Который должен сидеть не на лошади, а в тюрьме.
– Серый, – спросила она, – а этот… Панаморев когда должен приехать?
– Подожди… Не отвлекай…
Аня изумилась до глубины души:
– Ты что?.. За него болеешь?
Сергей не ответил.
До финиша Бенгту осталась сущая ерунда. Ехал швед здорово, да и все самые сложные препятствия остались уже за спиной. Слипонз Фари спокойным галопом несла его к предпоследнему на маршруте барьеру… Но… «из мёртвой главы гробовая змея»… Кобыла двигалась легко и пластично: само послушание и гармония. Бенгт плотнее опустился в седло, заранее готовя поворот и примериваясь к барьеру. Ещё чуть-чуть и…
Слипонз Фари выбрала именно этот момент и вновь ударила задом. Задние ноги хлёстко взметнулись… И – резкий стук! Копыто попало по стойке уже пройденного препятствия!.. Стойка – старинный фонарь с завитушками – покачнулась… и жердь, висевшая на ней, полетела на землю…
Трибуны ахнули. Вот так, между прочим, люди жизнь себе укорачивают.
– Ох, дьявол!.. – не выдержал и Сергей. – А ведь нулём мог проехать!..
– Серый, что-то я не… Это же швед! Который Заказа!.. Ты что, действительно за него..?
– Во-первых, он… – Сергей хотел попытаться что-то объяснить, но раздумал. Как выразить то, что сам, извините, только печёнками?.. И Сергей просто сказал: – Ехал-то всё равно классно. Всадник что надо!
– И кобыла правильная, – фыркнула Аня.
Швед финишировал.
– Спортсмен закончил маршрут за одну минуту сорок девять секунд, имея четыре штрафных очка, – вынесла приговор комментаторша. – На старт приглашается…
Следующий всадник свалил на поле почти половину препятствий.
– Фашист пролетел, – оценила его выступление Аня.
Судьи долго подсчитывали штрафные очки («Калькулятора не хватило», – ядовито предположил Сергей), а служители восстанавливали маршрут, ибо знаменитые питерские шедевры действительно лежали в развалинах, как после налёта гитлеровской авиации. Вот тут-то знаток «породы „буцефал“» воспользовался вынужденным перерывом и вволю отыгрался на зрителях. Правду сказать, народ на трибунах уже понял, чего от него ждать, и раздавшийся дискант встретили улыбками и аплодисментами: «Ну, друг, не подкачай, выдай перл…»
И перл действительно состоялся.
Комментатор начал вещать о великих конных традициях нашего города, восходящих (а что у нас не восходит?) к эпохе Петра Великого. Который, естественно, сам фанатически любил лошадей…
На это Аня кивнула:
– Шла бы речь о компьютерах, он бы у них и компьютеры полюбил…
– …Особенно арабских скакунов, – развивал свою мысль комментатор. – Не случайно Фальконе позировали для Медного всадника именно арабские лошади…
Судя по хохоту в зале, публика дружно представила себе двухметрового Петра верхом на крохотном арабе.
– Эй, ты сам-то арабов видел когда-нибудь? – заорал мужской голос совсем рядом с ребятами. – Может, на Аничковом мосту?
Но комментатор, слыша только себя, с прежним энтузиазмом поведал, будто чучело рыжей Лизетты – якобы петровской любимицы, носившей царя в Полтавскую баталию, а ныне упокоенной «на вечной стоянке» в Зоологическом музее, – вовсе даже являет собой не кобылу, а жеребца. Вот вам!
– Кличка «Лизетта», – продолжал комментатор, – скорее всего есть русская интерпретация слова «Лизетто», или, вероятнее, даже «Лизотто», – лошади то ли неаполитанской, то ли испанской породы, подаренной Петру соответствующим двором…
Откуда он почерпнул эту информацию, осталось навсегда его тайной.
– Нигде не почерпнул. Прямо сейчас сам и выдумал, – поделилась Аня с Сергеем. Дилетант, отливавший подобные пули на соревнованиях европейского класса, начинал её раздражать.
– …И был этот чудо-жеребец, несмотря на совсем неказистый рост, премного любим нашим славным царём за его удивительную выносливость. А выносливость Лизотто, уважаемые зрители, объяснялась исключительно большим процентом арабской крови в жилах обеих названных мною пород. За это-то арабское происхождение так горячо и любил его Пётр…
– А тебе – Нобелевскую премию, – сказала Аня. – За выдающееся историческое открытие.
Комментатор казался неисчерпаемым:
– Впрочем, некоторые утверждают, что Лизетта попал к Петру случайно. Принадлежал он тогда казачьему есаулу или уряднику – вестовому, бывшему под Полтавой рядом с царём. В порыве боевого азарта Пётр якобы схватил ближайшую лошадь и устремился на ней в самую гущу событий… Молва также гласит, что и кличку свою благозвучную наш герой получил уже в царской конюшне, ибо ранее звался кличкою, для царских ушей неприличной. Целыми днями маленькая рыженькая лошадка достойно носила царя, весившего, прямо скажем, немало, и ни разу не споткнулась под ним. И потому в старости по указу Петра жила в почёте, достатке и холе до самой своей смерти…
– Всё, что ли? – хмуро поинтересовался Сергей.
– Существует и третья версия, – осчастливил публику комментатор. – Лизетта – жеребец персидской породы, семейный баловень, всюду сопровождавший Петра. Когда Лизетта скучал, он сбегал из конюшни и носился по царским покоям, разыскивая хозяина. Представляете – конь, бегающий по Грановитой палате… Утверждают, что даже к царским застольям сей жеребец допущен бывал. Одно утешает – в сенат не водили… Хотя… Цари – они ребята, понимаешь, с причудами…
