БИБЛИОТЕКАРЬ (болезненно выдавливая слова). Вам всегда, молодой человек, снятся такие интересные сны? (Смех).
ЕРОФЕЕВ. Не прикидывайтесь дурочкой, товарищ библиотекарь! У вас это выходит подозрительно естественно! (Новый взрыв хохота; библиотекарь пытается остроумно отразить удар, слышно только "университет", "остатки мозга"; дама в белом пытается занять передовую позицию, умеряя общественный смех).
ДАМА В БЕЛОМ (соревнуясь со мной в остроумии и, вероятно, стараясь отбить у меня пальму первенства). Господин грузчик! Ведь из университета выгоняют только остолопов, у которых слишком тупые головы! А вы ведете себя здесь так, как будто вы всех умнее…
ЕРОФЕЕВ. Помилуйте! Откуда у вас такие сведения?! Если бы из университета изгоняли только остолопов, я бы не стал с вами спорить, а сразу бы задал вам вопрос: с какого факультета вы изгнаны? (Смех, аплодисменты ценителей юмора). И потом – господа! Неужели вам не скучно ограничивать запас своего остроумия рамками моего изгнания из университета? Не слишком ли это узко для таких умных людей?! (Поощрительный смех, всеобщее оживление).
ДАМА В БЕЛОМ. А вам не скучно щеголять тем, что вы не приучены к культуре?
ЕРОФЕЕВ. Позвольте! А вы, случайно, не со мной ездили сегодня утром на толевый завод? Нет? (недоумение в зале, встревоженное ожидание).
ДАМА В БЕЛОМ (презрительно). Ездила. Ну и что же?
ЕРОФЕЕВ. Вы сидели в кузове с неизвестной дамой и вели интимную беседу, – при этом вы совершенно не стеснялись мужского присутствия. Между прочим, как сейчас помню, вся ваша беседа сводилась к тому, что же все-таки лучше – лежит или стоит. (Гул негодования, мужской хохот).
ДАМА В БЕЛОМ (окрашиваясь в пунцовое). Ну и оссел же ты! Мме…
ЕРОФЕЕВ. Позвольте! Я не понимаю, отчего вы краснеете! Ведь я же цитирую вам слова молодой девушки, которые были произнесены в присутствии молодых людей обоего пола и которые утром воспринимались как верх остроумия! (Аплодисменты). Видите – я даже стыжусь воспроизвести здесь вслух ваши милые шутки – а ведь вы – женщина! (Гул одобрения; дама в белом листает журнал и силится найти достойный ответ).
ПАРЕНЬ. Все женщины – такие! Их не переделаешь! (Возгласы: "Ерунда!" "Правильно!")
ДАМА В БЕЛОМ. Ты бы уж поумнее что-нибудь придумал…
ЕРОФЕЕВ. Гражданка! Я не выдумываю, а констатирую факт! А если даже я выдумываю, предположим, – так какого черта вы залились краской? Или просто потому, что румянец слишком идет к вашему белому крепдешиновому платью? (Неимоверный хохот).
ПАРЕНЬ (только что вошедший и серьезно воспринимавший конец дискуссии, старается заглушить смех). Прравильно, студент! Давно надо было бороться за чистоту нашей любви! А то современные…
ЕРОФЕЕВ. Да, конечно! Я всегда был поклонником чистоты! Если бы здесь, вот сейчас, какой-нибудь безрукий и безногий горбун вскарабкался на золотушную проститутку, я бы расцеловал их обоих!
4 апреля
1. "Тогда приходят к нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?" И сказал им Иисус: "…вино молодое вливают в новые мехи".
"Не думайте, что Я пришел нарушить закон".
2. "Никто не может служить двум господам".
"Отдавайте кесарево – кесарю, а Божие – Богу".
3. "Блаженны нищие духом".
"Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби".
4. "Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей… Что Бог сочетал, того человек не разлучает".
"Всякий, кто оставит… жену… ради имени Моего… наследует жизнь вечную".
5. "Не мир пришел Я принести, но меч".
"Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими".
6. "Ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет".
"Вы от нижних, Я – от вышних".
7. "И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие".
"На путь к язычникам не ходите".
8. "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником".
"Почитай отца своего и матерь свою".
9. "Царство Мое не от мира сего".
"Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю".
10. "Не противься злому".
"Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь".
11. "Что говорю вам в темноте, говорите при свете, и, что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях".
"Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилище и в синагогах своих будут бить вас".
6 апреля
"Знаете что, Ерофеев? Не знаю, чем вы меня заинтересовали конкретно, но вы человек слишком своеобразный. Да вы, наверное, и сами это чувствуете прекрасно. Единственное, что я вам посоветую – оставьте это. Надеюсь, вы понимаете, о каком "этом" я вам говорю… Будьте проще. Не думайте, что все они глупее вас и поэтому чем-то вам обязаны… Я не собираюсь делать вам комплименты, но все-таки могу заметить, что у вас проглядывают какие-то прекрасные задатки. Правда, они у вас опошлены и загрязнены чем-то чужим, не вашим, наносным. И все-таки для вас легко преодолимы… Не знаю, откуда у вас это наносное, – вероятно, просто кокетство… А оно вам не к лицу… Больше читайте… Для вас это самое главное. Кстати, я могла уже заметить, вы не относитесь к числу "поверхностно воспринимающих" литературу… Больше читайте… у вас слишком скромная эрудиция… а каждая прочитанная вами книга возвысит вас на голову… Это не каждому дается… И все-таки, Ерофеев, – можете на меня обижаться, – вам еще слишком далеко до рабочей молодежи".
7 апреля
Мне казалось, что я ухожу далеко и за мной никто не гонится.
И я действительно уходил далеко – и никто не гнался за мной.
Мне казалось, что что-то необыкновенно черное неожиданно меня остановило и заставило длительное время озираться вокруг.
На самом же деле я нисколько не озирался, озираться было некогда – на меня с неимоверной скоростью наезжал автомобиль новейшей марки…
На секунду я вынужден был уподобиться горным сернам. И в ту же "секунду" сообразил, что можно было вполне обойтись без уподоблений – черный дьявол без особого напряжения сделал отчаянный разворот, ласково обогнул меня и затормозил у здания германского посольства.
В первое мгновение я был слишком взволнован тем, что всеблагое провидение (в который уже раз!) избавило меня от трагического исхода.
В следующее мгновение я вынужден был устыдиться себя самого и своей минутной (впрочем, даже не минутной, а секундной) трусости.
Затем встал в позу Наполеона и задумчиво посмотрел на посольский подъезд. То, что я увидел, наполнило меня до отказа мистическим трепетом. И чуть было вновь не заставило "уподобиться"…
