Э-ох-хо-хо-хо! Люблю я тебя, паренек, так бы вот прямо взял и расцеловал… А? Хе-хе-хе-хе… Поэт! Настоящий поэт!.. Не знаменитый, ну – ничего… ничего…
Выпей еще грамм сто… вот уже и знаменитый… Пьяному море, как говорится, по самые пятки… Сейчас вот допью – пойду по блядям… Первым делом – к бабе пойду… Если дойдет дело до того, что выгонять будет… угроблю на месте…
В прошлое воскресенье тоже пришел навеселе… Хорошо, что еще успела дверь закрыть… а то было бы дело… я уж сколько раз из-за нее на пятнадцать суток садился… Все ей грозил, проститутке – погоди! отсижу, приду, – места мокрого не оставлю… Не все ли равно, за что сидеть…
А все жалею… Как посмотрю на нее, что она плачет… сразу жалею…" А. М. 28/V – 57 г.
29 мая
Главное – хранить полнейшее спокойствие и заблудших отвести от самоубийства.
Сначала попробовать убедить: нет ничего безвыходного…
Если не поможет – напиться, успокоить материально…
А "желанный" пояс окропить святой водой…
30 мая
Ммилые вы мои!
Да ведь я точно такой же!
Помните? – когда похолодало двадцатого марта, ведь и я закрывался рукой от ветра, отворачивался, хотел, чтобы теплее было!
А потом прятался под одеяло, согревал руки, и, когда жаловались на холод, говорил, стиснув зубы: "Это хорошо… Мне нравится, когда так… бывает".
Говорил совершенно серьезно – и жался к теплому радиатору! Ругался, когда кто-нибудь открывал дверь и озябшим голосом просил папиросу!
Теперь немного теплее. И все равно говорят озябшими голосами, вздрагивают у проходной, а на холодные радиаторы смотрят угрюмо, наверное, считают их виноватыми.
Мне тоже холодно. Я тоже вздрагиваю.
Им не нравится холод. А мне –…
31 мая
Ну, как это можно лежать в гробу? Так вот просто и лежать?
Хоть бы покрыли чем… А то ведь я выдать себя могу. Нечаянно дрогнет рука или… еще что-нибудь. Хорошо это лежать мертвому, ему и не стыдно, что он лежит. Да и рука у него не дрогнет… или еще что-нибудь.
А меня вроде как будто на смех положили. Положили и ждут, когда я разоблачу себя… Пошевелюсь или вздохну…
И глаза открыть нельзя… Откроешь – а они все стоят и на тебя смотрят…
Мертвому, например, все позволяется… Мертвый может и с открытыми глазами лежать. Все равно не увидит никого… Ему кажется, наверное, что и на него никто не смотрит… Потому и не стыдно ему… И закрыть глаза – может… Даже полагается, чтобы мертвый в гробу все время глаза закрывал…
"Граждане! Если я посмотрю на вас – вы смеяться не будете?.. А?.." Странно, почему все молчат… Думают, наверное, что я и в самом деле мертвый, а просто из себя строю этакого… разговорчивого… Как будто это очень мне интересно – откидывать перед ними коленца да потешать их…
"Граждане! А я все-таки открою! И глядеть на вас буду!.. Вам это даже интересно будет. Мертвый, а глядит… Хи-хи… В платочки будете фыркать. А потом пойдете и будете всем рассказывать: "Мертвый, а глядит…" Ну, а теперь они и подавно будут говорить, что я умер: открыл глаза, а ничего не вижу. Совсем не так, как в темноте. Если в темноте приглядеться, так сначала увидишь просто контуры… А потом и самые лица разглядишь… Узнаешь тех, кого видел раньше… Моргнешь им или лягнешь ногой… А ведь здесь не только контуров – самой темноты… Самой темноты не видно.
Бывает, что человек проснулся, открыл глаза – а не видит… Но ведь это во сне так бывает… А ведь я и не думаю спать. Я же знаю, что на меня смотрят…
"Граждане! А что, если я на другой бок повернусь?.. И вообще – буду поворачиваться, песни революционные петь, кричать буду?.. Вы ведь тогда отвернетесь?.. Да?" Смеются… Это они, наверное, над "революционными песнями" смеются… Зря я это сказал… Мне даже самому неловко. Нужно им было что-нибудь поумнее сказать, чтобы подумали: "Умный, а ведь в гробу лежит. Стало быть, умер".
А ведь это очень трудно. Лежать в гробу, чувствовать, что ты ослеп, – и умное говорить. Это очень трудно.
"Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего!.. Граждане! Вы не думайте, что я верую в бородатого бога! Бог всюду сущий и единый!.." Вот, мол, какой я умненький.
"А все, что я говорил до сих пор, – вы тому не верьте. Все по незнанию, по недомыслию… Потому что непривычно мне здесь… В воздухе как будто кухонный запах. И смотрят все. Смотрят, а не говорят ничего. Страшно…" Да мне и действительно страшно.
"Граждане! Если среди вас есть хоть один слепой – он поймет меня. Я ужасно люблю слепых! Я еще в детстве хотел, чтобы все были слепые, чтобы у всех были сомкнутые веки… А если у кого-нибудь глазное яблоко раздвинет веки, так это считать злокачественной опухолью, помочь ему…" Фу, какую я глупость сказал!..
Я даже чувствую, что начинаю краснеть. Странная у меня привычка! Когда я начинаю краснеть, то краснею все больше и больше. И уже никакой хладнокровностию себя остановить не умею…
Хоть бы покрыли чем… А то ведь могут подумать: "Притворщик, мертвые не краснеют". Ну, хоть бы саваном, что ли…
"Граждане! Вы бы уж покрыли меня, а то ведь я покраснел… так вы увидеть можете".
А под саваном и чихать позволяется.
"Так уж лучше не видеть меня… Со святыми упоко-о-ой…"
7 июня
"Матерь Божия!"
"Девственница Мария!"
"Богородица пресвятая!"
"Заступница-матушка!"
Триумвиров не нужно!
Ниспошли мне, что ниспосылала!
Убавь еще немного!
8 июня
Если вас оттесняют на исхоженный тротуар, держитесь правой стороны.
Если вы просветляетесь в мыслях – засоряйте свой разум.
Если вы чувствуете непреодолимую симпатию к находящейся в пределах земного вещи, уничтожьте ее.
Если это деньги – сожгите их.
Если это человек – толкните его под трамвай.
Если это дама – привяжите ее к стене и вбейте ей клин.
Убедите себя, что отвращение – самое естественное отношение к предмету и что на поверхности вашей планеты не должно быть ничего, к чему бы вы чувствовали влечение.
Убедите себя, что гораздо благороднее – мыслить представлениями об уже не существующем.
Если же стечение обстоятельств отрекомендуется вам Роковым для вас самих и вынудит вас покинуть земное, – уходите спокойно, с ясностью во взоре и в мыслях.
Уходя, гасите свет.
9 июня
Наверное, завтра меня свезут в сумасшедший дом… Все равно она ласковая… И у нее красивая грудь… Пшеницына тоже была такая… Обломову нравились локти… Он всегда смотрел на нее… Это помогает…
