Я распахнула глаза. Старуха явно разыскивала Кай. Нашла. И что? В тот день ее с песнями пронесло мимо, а Кай поплыла в другую сторону, за цветочками, где и убилась. Сама. Вряд ли старуха заранее подгрызла бревно. Хотя старики они такие, на многое способны. Лейкина Карловна так точно… Собиралась ли чужачка вернуться и убить Кай, или были другие планы – теперь не выяснишь. Ловить тут нечего. Не мой случай.
На чердаке неподвижно висел кокон из паутины, сквозь щелястые доски дальнего угла сочилась энергия – точку выхода сразу чувствуешь, она как глоток свежего воздуха среди духоты. Вдох полной грудью, шаг вперед. Момент перехода – это почти как в метро, у самого тоннеля, перед несущимся навстречу поездом. Та секунда, когда порыв сумасшедшего ветра бьет в лицо, треплет волосы… Да, похоже. Только еще лучше!
Шкафы. Теперь со всех сторон наступали шкафы – набитые старыми книгами, пахнущие деревом и пылью. Нависали громадой, выдавливая воздух из тесных проходов, терялись макушками в сумраке сводчатого потолка. Всюду порхали увесистые томики, стряхивая буквы со страниц. Те разлетались веером, плюхались на ковер веселыми чернильными кляксами. Если цапнуть книжку за обложку и держать, то накапает целая лужица. Главное – следить, чтобы в тот момент сверху не забрызгало… знаниями. Пол тряхнуло, с полок соскочило еще несколько летучих фолиантов. Я пробежала вглубь библиотеки, ныряя под высоченные стремянки, уворачиваясь от растрепанных томиков и чернильных клякс. В углу, у самой точки выхода, стоял потертый стол, густо заросший пылью и паутиной – единственное тихое место в этом бедламе. Тут почему-то ничего не летало, не капало и не тряслось. Залезла под него, приготовилась. Качка усиливалась, библиотека уже ходила ходуном. Отлично, сценарий завершался.
Миг. Хлынувшая охотно картинка чужой жизни, полная запахов, ощущений и звуков. Последняя страница сценария, быстро мелькающие строки перед роковой надписью «зе енд». Лира. Отец нарек ее так при рождении. Красивому ребенку – красивое имя, пусть и не ромейское. Сказал как отрезал, никто даже не попытался возразить. Ученый, известный скриптор, библиофил Магнаврской высшей школы и лучший на свете отец. Он сам ее учил всему – грамматике, риторике, логике, философии… Игрушки, куклы, подружки? Нет. Ее друзьями были книги, много книг, целый мир. Дверь их покоев открывалась прямо в библиотеку – огромный зал, заставленный шкафами, в которых аккуратно лежали и стояли желтые папирусные свитки, разноцветные пергамены с золотыми и серебряными буквами, глиняные таблички, тетради, кодексы в богатых переплетах и совсем новые, пахнущие тисненой кожей бумажные тома.
Магнавра… Они жили здесь с тех пор, как отец получил должность. Лире нравилось все: дневная суета, гомон в коридорах, крики диспутов. Вечерний полумрак, шаги разбегающихся по домам студентов. Ночная тишина пустых аудиторий, дрожание огонька свечи в темноте библиотеки, скрип отцовского пера. Днем он преподавал поэтику и риторику, вечером переписывал древние книги. Лира любила, когда приходили друзья отца и устраивали «кружок»: читали греческих авторов, сочиняли стихи, эпиграммы и спорили. Много, азартно и по любому поводу. Они и сегодня спорят, кто прав – Аристотель или Платон, а ее за книгой послали. Так кричат, что даже сюда, в дальний угол библиотеки, гул долетает. Еще немного, и в ход кулаки пойдут. И это профессора знаменитой школы! Как дети, ей-богу. Но лучше пусть спорят, чем шутят про женихов, а то не ровен час, отец поймет, что дочь выросла, и впрямь отдаст замуж. А там геникей, хозяйство, дети и никаких рукописей. Б-р-р… Нет, она все решила. Уйдет в монастырь, как Кассия. В любой, где есть книги.
Язычок свечи качнулся, высветив нужное название, по ногам потянуло сквозняком. В библиотеке кто-то был. Чужой, опасный… Тьма так не пугала, как это странное приглушенное сияние, видимое сквозь ряды шкафов с книгами. Враждебное, отталкивающее до покалывания в ладонях. Тихие шаги по ковру, липкий ужас. Застыла, стиснув свечу, по пальцам потек горячий воск. Явились по ее душу, она знала это, чувствовала. Боялась с тех пор, как прочитала в древней рукописи про Детей Солнца, которых убила Тьма. Таких же, как она. Пряталась, даже в Мир Грез не ходила, кроме того, первого раза. Все равно нашли. Встреченный взгляд незнакомца, в нем – злость и… скука. Ладони кололо уже нестерпимо. Вскинула их, отбросив погасшую свечу, выпустила то, что ворочалось внутри – тяжелое, голодное. Оно хлынуло наружу, затопило узкий проход между шкафами, лизнуло жадно чужое сияние. В глазах чужака удивление и едва заметная усмешка. А потом свет. Много света, яркого, искристого, в клочья рвущего тьму. И слабость, такая, что коленки подламываются. Бежать, затеряться. Мелькающие шкафы, поворот, другой, скинуть туфли. Темнота, настигающий оклик за спиной. Близко, опасно близко. Впереди, из-за двери доносится смех и отцовский голос. Там – спасение. Еще немного, мимо стола с рукописями… Холодная сталь, дикое жжение на шее. Боль, беспомощный хрип, мертвенный свет луны из окна. Незнакомец разворачивается и уходит, задев книги в шкафу. И они падают, падают…
Да, эта девочка могла бы устроить заграничным диссидентам веселую жизнь. Умная. Но ее убили, причем тем же способом, что и в запертой комнате – в первую же встречу ножом по горлу, и прочь. Похоже на почерк. Осталось узнать имя и исключить одного из четверки. Три – не четыре, уже легче.
Домой! Скопление энергии, холодок предвкушения. Направляющие к выходу волны, нырок с разбега. И серость на горизонте. Подушки под спиной сплющились, дождь хлестал по стеклянной крыше, сплошным потоком стекал по окнам. Барабанил так, словно мечтал ворваться внутрь. Люблю ливень, особенно когда он снаружи, а я на теплой лоджии, под пледом. С колбасой…
Итак, действующие лица и исполнители.
Иллит. Бывшая певица с неизлечимой звездностью. Вечно на сцене. Надменность в каждом жесте и сладкая внешность – лед в сахарной вате. Вот уж кто всегда на своей волне. То ли пофигизм, то ли очередная роль.
Крис. Под рафинированным фасадом записного красавчика гремучая помесь воина с джентльменом. Жесткость, вспыльчивость и потуги на идеализм – страшное дело. Сначала зарежет, а потом поинтересуется, кто же это был.
Яника. Шестнадцатилетний ангел с видавшей виды начинкой. За беззаботной маской и подначивающими фразами спрятан опыт царствования в далеко не спокойные времена. Манипулятор, каких поискать. На чьей она при этом стороне – никогда не ясно.
Базиль. Концентрированный скепсис и стопроцентная подозрительность. Никому не верит, даже себе. Расчетливый, зараза. Продуманные решения, слова, кусочки созданного мира. Гениальный, черт его подери.
Кто-то из этих гавриков орудовал в библиотеке. Кто? Задачка несложная, если умеешь быть незаметной и держать уши открытыми. Кусочек информации тут, кусочек там – стая не очень-то скрытничает. А потом пазл к пазлу, и картинка. Вот только времени маловато за каждым бегать. Собрать бы всех в кучу, как в тот раз, когда толпа европейских вемов свалилась в их продвинутый Лектум, а кролики схарчили ловушку.
Помнится, пятерка тогда зависла в беседке у Криса, а я валялась рядом на траве и подслушивала. Вернее, четверка – Тео дезертировал почти сразу. Высказался на тему упущенных обедов и оборзевших крошек, и исчез в замке.
