…я выхожу из квартиры последней, закрываю дверь и украдкой смотрю на Пашу. Он уже стоит у лифта, жмет кнопку вызова и лениво позвякивает ключами от машины. Я прикрываю ладонью глазок и пытаюсь заглянуть через него в квартиру.
– Я знаю, чем ты занимаешься, – говорит Паша, не оборачиваясь. – Свет точно выключился. Он выключается автоматически!
– Ты уверен? – сомневаюсь я. – А вдруг именно на этот раз не сработало?
Конечно, уверен. Можно было и не спрашивать. Люстра в прихожей – предмет его гордости и единственное, что он выбрал сам. Остальное выбирала Роза…
А здесь ничего не изменилось. Изогнутые линии дверных проемов, мозаичные вставки, шкаф с дверцей из матового стекла, кованая колченогая вешалка. Криво, асимметрично и витиевато, словно каждая загогулина вопит в голос – «Смотрите, я не такая, как все!». Роза называла это беспощадным модерном, холодным и напыщенным, точно внезапно разбогатевшая прачка. «Ладно, я. Будем считать, в приступе временного помешательства согласилась на эту красотищу, – сказала однажды Роза Паше. – Пристрелить того дизайнера… Но вы… Как тут можно жить?». Предложила все снести и сделать по-другому. Но Паше было все равно, а я… Я любила бабушкину квартиру.
Кофе, обжигающе горького, густого, хотелось почти нестерпимо… Турка стояла на прежнем месте в шкафчике, между аккуратной жестяной баночкой и ручной кофемолкой. Паша уселся на край стола и отрешенно смотрел на поднимающуюся пенку.
– Слезь! – привычно скомандовала я и осеклась.
Он усмехнулся и молча встал рядом.
– Значит, ты застал Соню там, в пабе? – торопливо спросила я, снимая турку с огня. – И что сделал?
– А что я мог сделать? – осведомился Паша. – Оборвал ей связь с чужими подсознаниями, вывел из паба и вернулся.
– А она?..
– Удрала, видимо. Раз Аните не попалась.
Я кивнула, разливая кофе по чашкам. Странно, четыре года тут не была, а любую вещь находила, не задумываясь, на автомате. Тишину разорвал звонок телефона, по краю белоснежного фарфора поползла черная капля, скатилась на блюдце и растеклась крохотной лужицей. Роза, не иначе. Вечерний созвон и материнские напутствия на ночь. Паша не глядя протянул руку, получил свою чашку и скрылся в гостиной, заменяющей все на свете, в том числе и кабинет. Медленно выпив кофе, я сполоснула посуду и вышла в коридор.
Предназначение небольшой комнаты рядом с кухней всегда было для меня загадкой, мы ее использовали для путешествий в Поток. Обстановка запоминалась легко: диван с высокой гнутой спинкой, телевизор, две книжные полки… Чего-то не хватало. Точно! В углу, на постаменте, раньше стоял пузатый ангел с отбитым носом. Роза притащила его с какого-то аукциона, вырвав из горла у конкурентов. Безусловная победа, но муж не оценил, и ангел был подарен нам с барского плеча. Такие подарки, как тяжелый чемодан – и нести тяжело, и бросить неудобно. Кому-то все-таки удалось от него избавиться. Взгляд пробежался по полкам, пальцы перебрали корешки знакомых книг и банковских журналов. Единственным инородным объектом в их ряду был приткнутый сбоку глянцевый каталог одежды с автографом иностранной модели на обложке. Похоже, это Анфисы. Я вытащила журнал, полистала и затолкала к задней стенке, за книги. Рядом с семейной фотографией Левицких в полном составе, стоял он – антикварный барометр, подаренный мне Пашиным отцом. Деревянная избушка, обрамленная елками арка, внутри – два человечка на оси. В солнечную погоду на улицу выходила девушка с цветком в руках, в пасмурную – мужчина в черном плаще и шляпе. Сейчас никого не было. Или барометр сломался, или с погодой запутались. Я подцепила пальцем девушку, осторожно вытащила наружу. Она сразу спряталась обратно, в домик. Значит, в солнце отказано.
Часы в глубине коридора гулко пробили одиннадцать, из гостиной по-прежнему доносился Пашин голос, и ему явно было не до меня. Отлично. Пора в Поток. Я села на диван, сосредоточилась на разлитой в комнате энергии и нащупала границу миров. Неподъемные шторы с драпировкой стали воздушными и прозрачными, впитались в витражное окно, кованные ажурные бабочки посыпались с подвесных ламп-фонариков, стайкой запорхали над головой. Раскинулась зеленая поляна, вздыбились со всех сторон холмы, смыкаясь у ревущего водопада. Увы, никого. Но Соня придет, она видела сообщение, а я умею ждать. Давно научилась.
Я опустилась на траву, закрыла глаза. Шумел водопад, изредка прилетали прохладные брызги, пахло свежестью. Концентрация давалась легче, постепенно отпускало. А потом сзади налился свет. Знакомый, теплый… На плечи легли тяжелые ладони.
– Вы здесь встретиться договорились?
– Да, – кивнула я и открыла глаза, – ночью.
Паша наклонился ниже, к самому уху.
– Уже шесть утра. Пойдем отсюда.
Внутри что-то шелохнулось, отзываясь согласием.
– Останусь, – твердо сказала я. – Вдруг…
– Не вдруг. Я же ее видел. Соваться сегодня в Поток ей просто не хватит сил.
Паша потянул меня к себе, обволакивало настойчивой, выталкивающей на поверхность энергией, сильной, яркой, прежней. Ясно, его дар восстановился и мы снова на равных. Я закрылась и помотала головой.
– Дура упрямая! – Он сердито тряхнул меня за плечи.
Я промолчала. Его энергия больше не настаивала – звала, манила. Воздух пропитывался жаром, концентрация летела к черту. И сквозь шум водопада, едва слышное:
– Пожалуйста…
Пожалуйста… Проснулось бесконечно приятное, давно позабытое чувство надежности и прочной опоры под ногами. Когда можно было довериться, без лишних размышлений и споров. И я поступила, как раньше – расслабилась. Из Потока вынесло мгновенно. Комната тонула в отблесках приглушенного света фонариков, в избушке по-прежнему прятались двое. Так. Телевизор, полки, тяжелые шторы, Пашины руки на моих плечах. Сам Паша сзади, за спинкой дивана, его тепло везде, всюду, кольцом вокруг, такое знакомое, до боли родное.
– Не ловушка, – усмехнулись над ухом.
Ладонь отпустила мое плечо, я поймала ее своей. Успела… Переплетенные пальцы, жар кожи. Привстав, я развернулась. Запустила вторую руку в его волосы, притянула к себе. Теперь хорошо, правильно. Горячее дыхание на щеке, мурашки, стук в висках – мой, его, не разберешь. Спинка дивана между нами – мешает. Чертова спинка! Губы близко, теплые, жадные. Еще ближе… Паша резко выпрямился. Разом похолодало, хмурый взгляд припечатал к месту.
– Не делай того, о чем потом будешь жалеть. – Он прижал палец к моим губам. – День был паршивый, ты расстроена. Это не повод.
А все те слова? Что хватит себя обманывать, отрицать очевидное, маяться дурью? И что кроме него для меня никого нет?
– Ты же хотел, – прошептала я.
– Не так…
Паша отодвинулся. Ну нет. Так уж повелось – редко выходит, как хочется. Если ждать подходящего момента, можно не дождаться никогда. Глубокий вдох, дрожь по разгоряченной коже. Освободить разум, отпустить чувства. Сплетение импульсов и желаний, направленная волна энергии. Зов, призыв. Какая разница? Осталось в нем – откликнется, нет – увы… Тишина звенела натянутой струной, от собственного напора тяжелела голова. Душно, но холодно. Не ответит? Теплота вернулась внезапно, рывком. Шеи коснулись пальцы – ласково, осторожно, спустились ниже, поддели край воротника. Мягко обвели ключицу, замерли на миг, и вновь двинулись вверх. Мир стал таким простым, понятным, черно-белым. Запертые эмоции вырвались на волю, манили настойчиво. Не устоять. Я-то знаю. Пробовала. Впрочем, Паша пытался. Недолго и как-то вяло. Жалобно скрипнула спинка дивана, его руки яростно сгребли меня, притиснули так, что почувствовала все пуговицы на его рубашке. Духота нарастала, комната плыла, и я вместе с ней. Поцелуй – жаркий, долгий, невыносимо медленный. Дыхание сбилось, я с трудом сглотнула. Он подхватил меня, стащил с дивана. Мрак коридора, вздрогнувшая от резкого толчка дверь спальни. Огромная кровать из темного дерева с шелковым покрывалом… За всю ночь вполне можно не встретиться. Не в этот раз.
