И пожалуй, моя молоденькая, но ранняя интриганочка все рассчитала верно – начавшие уже было волочиться за ней сынки гадесских купцов как-то поотстали. Кому охота схлопотать меч или кинжал в бок от варвара, настолько отмороженного, что сперва убьет, а потом уж только о последствиях подумает? Дело ведь не только в недавнем БББ – докатилась уже молва и о моем участии в кордубских событиях, тоже преувеличенном во многие разы. Мне приписывали даже участие в самом сражении мятежников Кулхаса с римлянами и, как водится, пару-тройку десятков собственноручно уконтрапупленных супостатов. Мнения разделялись разве только в одном – на чьей я там был стороне. То ли у Кулхаса, то ли все же среди местных союзников Рима. Причем у обеих версий имелись сторонники, «знавшие» правду «совершенно точно». Велия же, оказавшаяся талантливой «пиарщицей», умело формировала «общественное мнение», если и не всего Гадеса, то его наиболее уважаемой части, которая «знала совершенно точно», что ее жених – именно я. Конечно, это еще ровным счетом ничего не гарантировало, но шансы здорово повышало – будучи в числе этой самой «уважаемой» части граждан, глава клана Тарквиниев не мог совсем уж не считаться с означенным «общественным мнением». По крайней мере, ему придется рассматривать в числе возможных кандидатур – успевшем уже, кстати, заметно уменьшиться – и мою. От меня теперь требовались лишь два героических подвига в духе Геракла – не наделать слишком уж непоправимых глупостей и изобрести способ снова отличиться хотя бы разок, но хорошо бы повесомее. Легко ли совместить одно с другим – вопрос, конечно, философский, но два подвига – все-таки не двенадцать. Как говорится, и на том премного благодарны.
– Я давно знаю, кому служит этот ваш Дагон, – сообщил нам «досточтимый» Волний, когда мы дождались наконец аудиенции и изложили ему свои соображения. – Клану Митонидов. Но чего вы хотите от меня? Убитых вами наемников никто не опознал, а его самого вы опять упустили. Я не порицаю вас за это – он очень серьезный противник, и то, что вы сумели сорвать его планы – уже немалый успех. Но у меня нет доказательств причастности Митонидов к нашим неприятностям, а без них городской Совет не поймет, если я развяжу с ними открытую войну. Нужен повод, законный и очевидный для городских властей.
– Опознанный Дагон стал бы таким поводом? – вкрадчиво поинтересовался наш испанский мент.
– Смотря кем опознанный. И смотря при каких обстоятельствах. Если бы вы убили его в схватке – его опознанный труп был бы хорошим поводом. А просто узнать его в числе прохожих – ну и что с того? Он гражданин Гадеса, а быть похожим на какого-то разыскиваемого вами бандита – не преступление. Слова раба в суде весят меньше слов свободных, а вы сами – еще даже не граждане города. Против вас же будет свидетельство Митонидов – граждан влиятельных и уважаемых в Гадесе. Митон – основатель их клана – путешествовал с самим Ганноном Мореплавателем, и слово Ратаба, его прямого потомка, – не пустой звук в Совете Пятидесяти.
– То есть Дагон должен быть пойман с поличным? – уточнил Васкес.
– Да, другого способа я не вижу.
– Его видели почтенная Криула и ее дети, досточтимый, – заметил я, – разве их слово не будет достаточно весомым?
– Я не пошлю семью собственного сына опознавать бандита! – отрезал наш наниматель. – Это слишком опасно, и я не намерен рисковать ими! Довольно уже с них рискованных приключений!
– А если бы в этом не было риска?
– Тогда – другое дело. Но как это сделать?
– Ну, если бы, допустим, труп Дагона или только его голова попались на глаза Велтуру… Трупы ведь не опасны, досточтимый? – осклабился я.
– Верно, трупы не опасны, – согласился старый этруск. – Но это же Дагон, а не какой-нибудь вам забулдыга. Внутри городских стен его трогать нельзя, это будет явное преступление, а вне города он настороже, и он вам не по зубам. Я уже наслышан о твоих успехах, Максим, но это один из лучших бойцов, каких только рождала земля. Я еще два года назад хотел переманить его к себе, но он предан Митонидам. Ты хороший солдат и надежный человек, умен и многое знаешь, и я не хочу лишиться тебя в результате глупого поединка с непревзойденным мастером боя. Да и кое-кто из моей родни был бы опечален таким исходом, – старик подмигнул мне, давая понять, что ему тоже известно о наших отношениях с его внучкой.
– Есть и другой способ, досточтимый, – вмешался Васкес. – Митониды зашли уже слишком далеко в борьбе с твоим кланом. Если бы им вдруг представился случай покончить с тобой самим где-нибудь вне города – упустили бы они такой шанс?
– Ты предлагаешь рискнуть мне самому? – усмехнулся Волний. – Было время, когда и я всласть помахал мечом, но теперь я уже староват для таких подвигов.
– Ты не понял, досточтимый. Нужно, чтобы Митониды были уверены в том, что в их засаде окажешься именно ты. Разве нельзя на какое-то время придать сходство с тобой кому-то другому? Ты открыто выедешь из города по каким-то делам, затем тайно вернешься, а вместо тебя поедет ряженый двойник, которого издали никто не отличит от тебя. Думаю, ты достаточно заманчивая цель для Дагона…
– Так никто еще в Гадесе никогда не делал. Но, пожалуй, я подумаю над этим, – решил наш наниматель.
– И долго он будет думать? – почти риторически поинтересовался испанец, когда мы вышли на улицу и неторопливо вышли из квартала элитных особняков.
– А хрен его знает, – пожал я плечами. – Сам же прекрасно знаешь, начальство есть начальство. Оно должно прикинуть хрен к носу, все взвесить, а затем обязательно проявить собственное гениальное творчество и добавить в твой план собственные ценнейшие идеи, дабы ни у кого не было сомнений в его истинном авторстве. Если при этом по недосмотру еще и не полностью выхолостят всю суть твоего плана – считай, что тебе крупно повезло. И так всегда и везде…
Васькин расхохотался от моего пояснения, но не слишком весело, поскольку и сам опасался примерно того же.
Пока мы перемывали кости руководству, город жил своей жизнью. В отличие от материкового предместья, финикийский остров застроен в основном капитальными многоэтажками. Три этажа – обычное дело, но нередко встречались и четырехэтажные дома. В верхних этажах располагалось жилье для многочисленной бедноты, в нижних – элитное для гадесского «среднего класса» или лавки крупных купцов, торгующих не ширпотребом, и клиенты там были все больше с того же первого этажа, реже со второго. Праздношатающихся же на улицах финикийской части города обычно немного – народ это деловой и занятой, в отличие от всяких там греков с римлянами, взваливающих все дела на рабов и мающихся от безделья. Сами же улицы для столь плотно застроенного города достаточно широки, и заторов на них практически не бывает.
– А, вот вы уже куда добрались! Быстро же вы ходите, молодцы! – окликнул нас задержавшийся у своего высокопоставленного родственника, но теперь нагнавший нас Фуфлунс. – С завтрашнего дня все четверо усильте тренировки в стрельбе, фехтовании и верховой езде!
– У нас в таких случаях говорят, что инициатива наказуема исполнением! – просветил я Хренио в отношении старой российской истины.
