Разогнавшие мародеров кавалеристы, командир которых оказался знакомым нашего, как раз и сопроводили нас до самых городских стен. Произошло это уже под вечер, но высланный вперед гонец передал известие о нашем подходе заблаговременно. В ворота нас впустили без малейшего промедления, а во дворе у «досточтимого» Ремда для нас уже был приготовлен хороший бивак, горячий ужин с вином и даже нагрета вода для помывки. Конечно, на настоящую баню это не тянуло, но нам ли, солдатам, капризничать? А уж приготовленная для нас чистая смена одежки и вовсе привела народ в восторг. Нет, приятно все-таки служить такому нанимателю!
Идти по бабам было, конечно, уже поздно, да и разморило всех после мытья – нам вдобавок пришлось озаботиться тем, чтобы при смене тряпья – грязное рабыни Ремда забрали у нас постирать – некоторые из наших вещей не попались на глаза не в меру зыркучим аборигенам. Справились мы с этим, отвлекая их внимание по очереди – мне пришлось занять их рассказом про Гасдрубала Барку – незадачливого младшего брата самого Ганнибала – и яблоки, в который я с ходу переделал бородатый анекдот про «план завтрашнего наступления дивизии» из детской чапаевской серии. Тут, конечно, добрая половина прикола пропадает, если ты не смотрел старый фильм «Чапаев» со сценой, где лихой комдив с помощью картошки разъясняет Фурманову, где в тех или иных случаях должен быть командир, но туземным камрадам хватило и оставшейся половины.
Утром, после завтрака, нас, конечно, не сдержала бы уже никакая в этом мире сила, но никому и в голову не пришло подобного сумасбродства. Не дать истомившейся солдатне выпустить пар со шлюхами – кто ж посмеет покуситься на святое! Когда мы ломанулись со двора в город, нас сопровождали шутки домочадцев Ремда и полезные советы, в доброй половине которых мы, впрочем, не нуждались. Например, о том, что дома шлюх отмечены красной тряпкой на двери, я уже знал и без чужих подсказок. Этот обычай по всей стране одинаков, и точно такая же была и на двери Астурды. Основная масса рванулась туда, где такие тряпки висели повсюду, указывая дешевые бордели с рабынями, я же поискал индивидуалку поприличнее – из тех, которые берут полшекеля за ночь, зато уж точно не наградят – в нагрузку к удовольствию – никакой хренью вроде триппера. Город есть город – хватало в нем и таких, так что долго искать подходящую не пришлось. А поскольку речь шла не о ночи – какая ночь, когда день только начался, – то и обслужила она меня с хорошей скидкой – не за полшекеля, а за четверть.
Выпустив пар, я прогулялся с Нирулом на рынок, где вскоре встретили и начальника рудника – тот ухмыльнулся и с таинственным видом поманил меня пальцем.
– Подожди-ка нас пока тут, – сказал я парню и последовал за компаньоном. Результатом стало знакомство с купчиной, давно уже покупавшим у того его левые камешки. По совету начальника рудника я продал ему только самый мелкий, пополнив свой кошелек лишь семью шекелями, но совет был разумен. Во-первых, ни к чему было сбивать устоявшиеся цены, да еще и привлекать ненужное внимание, а во-вторых – торговец, понявший, что приобретает постоянного клиента, тоже подтвердил это – в приморских городах вроде Гадеса или Малаки они стоят раза в полтора дороже, а за морем – в Карфагене, например – и во все два. Понятно, что туда мы специально для сбыта левака не поедем, но мало ли как судьба сложится? В Гадес она меня вполне может привести, а в полтора раза – тоже не хрен собачий…
С рынка Нирул пригласил меня к своему отцу, у которого мы и пообедали. За обедом обговорили будущее парня, чем кузнец остался весьма доволен. Поговорили и об оружейном деле, на котором мужик, как говорится, собаку съел. Осмотрев мой меч, он сказал мне, что его рукоять – кельтиберская, но это новодел вместо износившейся старой, а вот клинок – гораздо старше рукояти, лет пятьдесят ему как минимум, и он уж точно турдетанский. Это сразу видно – несколько длиннее кельтиберских и более «треугольной» формы, унаследованной еще от бронзовых мечей предков турдетан – тартессиев. И это очень хороший меч – клинок почти не сточен и полностью сохранил исходную форму.
Вот взять, к примеру, тот же ксифос греческих гоплитов – почему его клинок «листовидной» формы, то есть суженный у рукояти? Да от переточек постоянных! Сталь у большинства мечей мягкая – тверже и пружинистее она становится только после долгой холодной ковки, но это слишком дорого для большинства. А удары далеко не всегда удается принять на щит, часть их приходится и на клинок у рукояти, вот и стачивается он в этом месте при выведении зазубрин. Совсем не таковы те новенькие греческие ксифосы, которые только что из кузницы. Так же стачиваются и фалькаты, скопированные с этрусских кописов и греческих махайр. Для конного это хорошее оружие, а вот для пешего удобнее прямой меч. Но конными воюют те, кто побогаче, и им подражают остальные – ему, например, практически одни только фалькаты и заказывают. Вот римляне – не дураки. Фалькату Сципион разрешил своей кавалерии, но пешим легионерам – только прямой кельтиберский меч.
Нирулу я дал «увольнительную с ночевкой», и они с отцом пошли улаживать свои дела с родителями зазнобы парня, а я снова прогулялся по рынку, приглядываясь и прицениваясь. Хоть и на довольствии мы у нанимателя, но оно ведь в античном мире не такое уж и полное – кормить тебя у Тарквиниев кормят, а вот одеваться, например, изволь на собственный кошт. Да и служить всю жизнь солдатом-наемником как-то не слишком охота. Перекантоваться да скопить первоначальный капиталец – эпоха первоначального накопления называется – это да, это можно и таким путем, раз лучшего не подвернулось, но на перспективу надо присматриваться к тутошним раскладам и присматривать себе место в жизни поприличнее да посолиднее. Ну и, раз уж с первоначальным накоплением дела у меня складываются удачно, то самое время и в ценах здешних на все для начала разобраться. Поскольку моему рабу уже относительно недолго оставалось им быть, а я уже успел привыкнуть к статусу простого турдетанского рабовладельца, меня невольно потянуло понаблюдать за торговлей «говорящими орудиями». По военному времени их тут хватало, и продавали их недорого. Ну, по сравнению. Где-нибудь в Греции простой раб стоил бы в среднем, как мне говорили, около двухсот драхм, то есть в районе сотни с лишним шекелей – ага, дешевые рабы, называется. Здесь же за таких просили от двадцати до шестидесяти. Причем я не сразу въехал, почему средненького, а то и щуплого ливийца или нумидийца – североафриканца, короче – отдают не меньше чем за сорок, а то и пятьдесят шекелей, а здоровенного кельтибера или кельта оценивают в двадцать, максимум – тридцать. Позже, впрочем, сообразил. Приковывать надо сразу же этих мордоворотов-военнопленных, не то однозначно сбегут. А бежать им недалеко, и навыки соответствующие у них имеются – воины как-никак. Ну и кому здесь нужна эта лишняя головная боль? Североафриканцу же бежать отсюда некуда – моря ему на своих двоих не пересечь и втихаря на корабле не заныкаться. Да и приметен он здесь – сразу видно, что беглый раб. Потому и покупать его не так рискованно. Местные иберы стоили средне, шекелей тридцать-сорок. В основном – оказавшиеся на свою беду не там и не тогда пейзане. В принципе им есть куда смазать салом пятки, но решительности у них маловато, да и больших бед при попытке сбежать не наворотят – не бойцы. В общем, с работничками более-менее ясно.
