Разумеется, мы все поняли правильно.
– Не стрелой! – одернул меня начальник, когда я намылился уложить в желобок болт. – Я видел, как ты стреляешь «желудями» – сделай так и на этот раз. Зачем оставлять на поле боя опасные следы?
Один из балеарцев подал мне свинцовый «желудь» и положил передо мной на парапете еще несколько. Что ж, разумно!
Я целился в башку погонщику одного из слонопотамов, но проклятая свинчатка закувыркалась в полете и со смачным шлепком впечаталась в ухо самому толстокожему. Млять! Ну какого, спрашивается, хрена эти гребаные античные пращники не пользуются нормальными круглыми пулями! Религия, что ли, не позволяет? Уроды, млять, ущербные! Одновременно и «желуди» наших балеарцев вспенили воду речки, маскируя меня перед римлянами имитацией бестолкового «дружественного огня». Вот за это как раз – большое спасибо! Взвившийся на дыбы слонопотам едва не скинул наземь погонщика – нумидиец уцепился за его раненое ухо, что тому тоже не понравилось, а я уже целился в погонщика другого слона. На сей раз взял поправку, и «желудь» звезданул того меж лопаток. Арбалет придал свинцу ускорение уж всяко не хуже пращи, и нумидиец, раскинув руки, мешком свалился под ноги своему гиганту. И снова балеарцы замаскировали мою диверсию – один даже в щит турдетанскому всаднику свой «желудь» влепил для пущего правдоподобия. Хорошо хоть – в бронзовый умбон попал, а то ведь иначе и пробить мог бы ненароком. А я брал на прицел уже третьего погонщика. Ага, есть! Метил, правда, в бочину, а всадил в ляжку, но и то хлеб. Черномазый – не негр, конечно, но почерномазее иберов – взвыл от боли и отвлекся от управления своим «танком». Пращники продолжали маскировать меня – наши пращники, а турдетанские вплотную занялись слонопотамами. Заодно до кучи они уконтрапупили того первого нумидийца, в которого я промазал, а я уж доделал третьего, влепив ему наконец в шею. А некоторые из лихих турдетанских кавалеристов спешились, подступили к элефантусам и принялись забрасывать их дротиками. А животина ведь уже «бесхозная», ну и повернула взад – две штуки повернули, а третьей я успел впендюрить очередной желудь в «убойное» место между глазом и ухом. Не ружжо, конечно, да только ведь и «желудь» потяжелее ружейной пули будет. Поплохело хоботному, а тут его еще и парочка саунионов железных продырявили. Двух оставшихся помогли завалить и сами союзнички римлян – что топтать и протыкать бивнями будут их самих, уговору не было, не подряжались они на такое. Жалко слоников, конечно, но такова уж наша се ля ви…
Кордуба велика лишь по турдетанским меркам, а так – не особо-то. Мертвые слонопотамы лошадей уже не пугали, уцелевшие сторонники Рима брызнули врассыпную, и конный «сюрприз» Кулхаса с молодецким гиканьем понесся вокруг города для захода гордым квиритам в тыл, да и пехотинцы тоже поспешали следом. Несколько пращников, правда, восприняв слишком уж всерьез имитацию наших, вздумали было обстрелять нас. Первые «желуди», хвала богам, просвистели мимо, мы раздумывали, как бы нам половчее предотвратить вторые – так, чтоб без излишнего членовредительства, но тут проезжавший мимо начальник турдетанского подкрепления что-то им прокричал. Пращники снизили прицел – это было прекрасно заметно по их сливающимся в размытые круги пращам… Чпок! Чпок! Чпок! «Желуди» смачно впечатались в стену – для порядка, ни одна сволочь теперь не скажет, что Кордуба в сговоре с Кулхасом, вот они – следы обстрела стен его людьми! Турдетанский вождь, уладив инцидент, приветственно махнул рукой и поскакал дальше по своим мятежным делам, а моему боковому зрению как-то уж очень настойчиво показалось аналогичное движение руки нашего начальника. Нет, конечно же, показалось! Ну какие на хрен приветствия между врагами, гы-гы! И привидится же такое!
– Хорошая работа! – одобрил он, обернувшись к нам.
– Какая работа, почтенный? – я изобразил преувеличенно изумленную харю. – Разве ж мы воюем с Римом? Мы стреляли во врагов Рима, проклятых мятежников! Плохо отстрелялись, промазали, но мы очень старались! Далеко, почтенный, трудно попасть!
– Гы-гы-гы-гы-гы! – загоготали балеарцы.
– А что до погонщиков на слонах, – продолжил я отмазку, – то они сами со слонов попадали! Мы-то тут при чем? Крепче надо было держаться и не зевать! Может, молоды они были и неопытны, а может – пьяны, я не разглядел – далеко, почтенный! Да и не приказывал ты мне приглядываться, ты мне приказывал стрелять в мятежников!
– Гы-гы-гы-гы-гы! – подтвердили балеарцы.
– Ты умный солдат, Максим, и все понял правильно, – Тордул и сам с трудом сдерживал смех. – Именно так все и было! Все всё поняли?!
– Гы-гы-гы-гы-гы!
– И хотя вы – проклятые мазилы, и из вашего жалованья следовало бы вычесть стоимость потраченного вами зря свинца, я все же похлопочу, чтобы вместо этого вас наградили. За ум, наблюдательность и понятливость, хе-хе!
В отличие от шебутного гражданина Барки Ганнибала Гамилькарыча, Кулхас воевал на своей земле, и людей у него вполне хватало. Нашлись у него подкрепления и для прогибавшегося под римским натиском фронта – турдетаны не собирались рисковать так, как рисковал старший из Гамилькарычей. А потом ударила конница с дальнего от нас фланга, за которой выбежало и немало пеших, и там у римлян не оказалось элефантусов, а вспомогательные войска римских союзников были смяты турдетанами с ходу. Фронт остановился, легионеры перестраивались – четко перестраивались, быстро, слаженно. Извлекли римляне урок из Канн и повтора их вовсе не желали. Тут объехали наконец город и налетели на них резервы турдетан с нашей стороны. Месиловка вышла знатная!
Своей и союзной конницы хватало и у римлян, так что повтора Канн у Кулхаса не получилось. Триарии стояли насмерть, отходя лишь по сигналам горнистов, а под их прикрытием вполне организованно отходили и принципы, и лишь гастаты с велитами местами запаниковали, разбегаясь в разные стороны…
– Будет нехорошо, если они побегут спасаться к нашим воротам, – озабоченно проговорил Тордул. – Мы ведь друзья Рима, придется впустить…
Но правила игры прекрасно понимал и вождь мятежных турдетан. Один из его отборных кельтиберских отрядов быстренько отрезал римским беглецам путь к воротам Кордубы, заворачивая их обратно, в общую свалку.
Кое-как, периодически огрызаясь конными и пешими контратаками, римляне и их союзники откатывались восвояси – не уничтоженные и даже едва ли разгромленные наголову, но это сражение все же явно проигравшие. Поле боя осталось за турдетанами, многие из которых – особенно ополченцы-пейзане – уже торжествовали.
– Что ж они делают! Надо же преследовать и добивать! – раздался голос невесть как пробравшегося на стену Велтура. – Еще немного нажать…
– Ты прав, – согласился наш командир. – Но это крестьяне, а не воины!
– Да разве я о них! – горячился мальчишка. – Кулхас-то что себе думает?! Это же еще не полная победа!
– Крестьяне думают иначе, а настоящих воинов у Кулхаса недостаточно.
Крестьяне в самом деле думали иначе, заражая своим настроем и некоторую часть настоящих вояк-профи. Зачем продолжать рисковать своей жизнью, когда вот она – победа? Многие приплясывали, потрясали оружием, горланили победные песни. Не ко времени, конечно, но можно понять и их – ведь побили не кого-нибудь, а самих хваленых римских легионеров! Заразились настроем победителей и многие на стене:
