Володя-то учился в правильной школе и прикол этот знал. Но в обстановке магического священнодействия и юмор получался дополнительный, так что и в этом случае свою долю священного веселья Авось получил сполна.
Испытания первого слитка после должной термообработки показали его полное соответствие по свойствам «настоящей» черной бронзе, что привело начальника рудника в неописуемый восторг. Он уже мысленно нарисовал себе картину маслом, как мы с ним скупаем втихаря простенькие дешевые бериллы, стоящие сущие гроши по сравнению с аквамаринами, а все ценные самоцветы захомячиваем. По правде говоря, была и у меня сперва такая мысля – поди хреново! Разве трудно мне вместо отсутствующей в обычных бериллах примеси железа добавить в берилловый порошок напиленных из обыкновенной крицы напильником железных опилок, а то и вовсе железной окалины из кузницы?
Но подумав, я решил сию бизнес-идею попридержать при себе. Во-первых, я не собирался торчать здесь всю жизнь, а с уходом отсюда неизбежно терял и свою долю в этом прекрасном левом бизнесе. Какие расклады будут на новом месте, я не знал, так почему бы не прихомячить ценную идею про запас? Запас – он ведь карман не тянет. А во-вторых, бериллиевая бронза – прекрасный пружинный материал. Самые ответственные пружины – в часах, например – делаются в нашем мире из нее, а гораздо более дешевая пружинная сталь используется в менее ответственных целях. Но в этом античном мире с хорошей пружинной сталью напряженка, и пружинной бронзе достойной альтернативы не наблюдается. А значит – ее цена не должна быть заоблачной.
Без железной присадки слиток моей «нечерной» бронзы чернеть, естественно, не пожелал, и начальник рудника, конечно, был изрядно этим разочарован. Кто ж примет по настоящей цене «ненастоящий» товар? Зато шкурный коммерческий интерес к моим экспериментам он потерял полностью и дал мне на них полный карт-бланш – ну, при условии, конечно, что не остановится и производство «настоящей» черной бронзы. Цена меди, не говоря уж о древесном угле, была настолько пустяковой по сравнению с ценой аквамаринов, что за некоторый ее перерасход никто с него особо не спросит. Ясно же, что наш будущий мастер пока еще молод и неопытен, и не все у него пока получается, так что и некоторые дополнительные затраты на его обучение неизбежны. В результате же у нас накапливалась постепенно и пружинная бронза для моих задумок.
А задумал я наше очередное перевооружение. Ну, не во всем – применительно к арбалетам это была, скорее, модернизация. Бронзовые пружинные дуги вместо ясеневых должны были сделать наше основное оружие легче и компактнее, а легкие пружинки под спусковыми рычагами – удобнее и безопаснее в обращении. А вот полной смене по плану подлежало наше холодное клинковое оружие.
Сложнее всего было переупрямить Нирула, который, будучи сыном маститого оружейника, «знал совершенно точно», каким должен быть самый лучший меч. Из самых лучших побуждений парень упорно стремился «предостеречь» меня от «ошибок», дабы и мой новый меч был «как у всех нормальных людей». И собственно-то говоря, с местной традиционной колокольни он был совершенно прав. Проверенный временем турдетанский меч, унаследованный от древнего Тартесса, был действительно хорош по всем понятиям этого мира.
Потеснившая его фальката была веянием моды, которая почти всегда теснит на какое-то время классику, но именно таким и будет клинок римского пехотного «гладиус хиспаненсис» вплоть до ранних имперских времен. Даже длину – сантиметров примерно до семидесяти – он сохранит до времен военной реформы Гая Мария, и лишь после нее укоротится до «стандартных» пятидесяти семи сантиметров для пехоты. А для кавалерии – слегка вытянется, сантиметров до восьмидесяти, превратившись в кавалерийскую спату. Те же самые примерно семьдесят, максимум – восемьдесят сантиметров, если вместе с рукоятью составляла обычно длина и более современных клинков, предназначенных для пешего боя. Та же морская абордажная сабля, та же аналогичная ей солдатская пехотная у фузилеров восемнадцатого века, ну и до кучи тот же самый ланскенет или, как его чаще называли, «кошкодер» тех немецких ландскнехтов пятнадцатого и шестнадцатого веков. Оптимальная длина, уже не мешающая в тесноте плотного строя, но еще позволяющая полноценно фехтовать в поединке. Классика – она классика и есть.
Мне же требовалось несколько иное – гибрид здешней турдетанской классики со средневековой. Точнее – с позднесредневековой, тоже проверенной временем. Чтобы разжевать Нирулу, что именно мне от него нужно, мне пришлось взять дощечку и самому обстругать ее ножом – я задолбался вырезать классическое для античных мечей выпуклое ребро и нетипичные для них долы по бокам от него – их приобретут в реальной истории лишь позднеимперские римские гладиусы и кавалерийские спаты. Без ребра в середине по делу вполне можно было бы и обойтись, качество металла уж точно простило бы мне этот небольшой отход от традиции, но это долбаное «общественное мнение»… Привлекать к своему оружию излишнее внимание мне тоже не хотелось, и я решил не оригинальничать без необходимости. Назначение долов – облегчить клинок, который у меня будет длиннее обычного – Нирул тоже понял и одобрил, но мой вариант «средневековой» заточки клинка вогнал парня в ступор.
– Так никто не делает, господин! – заявил он мне с видом знатока. – Как же ты будешь резать этой частью лезвия? – он провел для наглядности пальцем по закругленной паре сантиметров у гарды и тупому углу далее, лишь постепенно плавно переходящему в полноценную заточку «как у людей». – Здесь тоже надо заточить!
– Зачем? Чтобы зазубрины от ударов были глубже?
– У тебя есть щит, господин.
– Но не всегда есть возможность воспользоваться им. Помнишь то нападение на нас – тогда, на дороге? Если бы они успели подготовиться – напали бы на нас внезапно, и нам пришлось бы вступить в бой с ходу. А теперь представь себе, что ты – мой враг, и твоя цель – убить меня, а не быть убитым самому. Я иду по дороге, арбалет у меня на левом плече, и я поддерживаю его левой рукой. Ты нападаешь, а у меня моя левая рука занята арбалетом – дашь ты мне время отбросить его и схватить щит?
– Конечно нет, господин. Но ты ведь можешь защищаться и арбалетом.
– Могу, если от этого зависит моя жизнь. Но арбалету это не пойдет на пользу. Естественно, я очень надеюсь, что скоро у меня появится на нем новая бронзовая дуга, которой не страшны удары…
– Появится, господин, обязательно появится…
– Ну, спасибо, ты меня утешил. Но арбалет – это ведь не щит и не дубина. Им не дерутся, из него стреляют. Если мне повредят на нем тетиву – это не облегчит мне потом стрельбу из него. Уж лучше я приму удар на меч, из которого мне не придется стрелять. А при такой заточке зазубрина не будет глубокой…
– Я понял, господин! Ее будет легче вывести, не стачивая много!
– Зачем? Я вообще не собираюсь ее выводить. Чем она мне мешает? Когда их наберется достаточно – они только помогут мне надрезать туго натянутую веревку или надпилить деревяшку. Чем это будет не напильник? А рубить я ведь все равно буду вот этой частью, нормально заточенной, – я показал ему половину клинка ближе к острию.
