– Так никто не делает, уважаемый! – пытался он меня урезонить.
– Боги запрещают?
– Нет, уважаемый, но так никто не делает…
– Законы запрещают?
– Нет, уважаемый, но есть же традиции…
– Сколько стоит отступление от традиций?
Подавив сопротивление в зародыше, я тут же, развивая успех, заказал такие же наплечные карманы на рукавах, отчего мои туники должны были приобрести заметное сходство с отечественным армейским ХБ нового образца – «варшавкой». Я бы ему еще и внутренние карманы заказал, да только ведь – вот засада – не распашные эти античные туники, а целиковые, через голову надеваются. Поэтому внутренние карманы я заказал другому портному – на новом плаще. Поскольку снаружи их видно не было, тот особо и не протестовал…
Этого же я ошарашил по полной программе, заказав и все края ткани подогнуть и прошить, чтоб не растрепывались, что он воспринял как вообще верх цинизма.
– Что, так тоже никто не делает? – спросил я его.
– Делают, но… гм… не из такой же ткани!
Это я знал уже как-то и без него. Только самые крутые одеяния местной знати – из соответствующих материалов – обшивались таким образом, а я заказывал из «дерюги», если по Юльке – не самой грубой, конечно, но погрубее нашей самой грубой джинсы, зато прочной и практически не снашиваемой.
– Пурпуром кайму вышивать будем? – похоже, он бы уже не удивился, если бы я вдруг заказал и это. Но я уже знал, что местные щеголи носят фальшивый пурпур, а на настоящий моих сбережений – ну, может, и хватило бы на совсем узенькую каемочку. Это я, конечно, утрирую, на самом-то деле хрен его знает, насколько хватило бы, но у меня-то ведь на свои кровно заработанные были совсем другие планы. Уподобляться же дешевым пижонам, как говорят фрицы – «пфуй, даст ист цу филь». Мне ведь функциональность от моего шмотья нужна, а не пижонство. Да и провозился бы он с этой вышивкой месяц, не меньше. И так-то не без труда успел…
Глядя на мою «военную форму стран Варшавского договора», загорелись этой идеей и остальные наши, но успели, конечно, только нашить карманы на уже имеющиеся тряпки, да и то – лишь каким-то чудом. Надо ли говорить, каким скандалом встретили нас в рудничном поселке наши бабы?
– Мы в сраной рогоже ходим, а они тут разоделись в пух и прах! Фон-бароны долбаные, арбалетчики, млять, великокняжеские, мушкетеры, млять, недоделанные! Ну за что нам такое наказание?! Ыыыыыы!
То, что их – ага, теперь это уже «рогожа», оказывается – куда тоньше нашего «пуха и праха», а ярко надраенной медной и серебряной бижутерии на них – как на тех цыганках, разумеется, не имело ни малейшего значения. Значение имело только ихнее «и вообще». К счастью, увесистых скалок у них отродясь не водилось, иначе пришлось бы Володе с Серегой туго. Это ж надо было так лопухнуться! Не просто наступить, а прямо-таки строевым шагом побатальонно промаршировать по бабьей больной мозоли, гы-гы!
Но все-таки – рогожа, уже даже не мешковина! Им что, сатин или уж не знаю что там еще подавай? Какой, спрашивается, может быть ткань, которую ткут врукопашную из пряжи, спряденной тоже врукопашную?
Не умеют местные пряхи и ткачихи работать? Ну так научите же их, умницы вы наши! Да только ведь хрен дождешься, и что-то подсказывает, что и механическая «прялка Дженни» хрен сподвигла бы их показать местным «неумехам» личный пример. Никто не скажет мне, почему я этим не удивлен?
То ли дело Астурда! Когда мы с нашим испанским ментом, отпросившись у Тордула, направились в деревню, нам вслед неслись вопли:
– Отправляйтесь к вашим вшивым и немытым дикарским шлюхам! Только их вы и достойны!
– Возможно, они не так уж и неправы? – ухмыльнулся Хренио, и мы хохотали добрых полпути.
Правота наших стерв оказалась неоспоримой. Не знаю, как было у Васкеса с его подружкой, я ведь там со свечой за занавесочкой не стоял, да и нет в иберийских сельских домишках занавесочек, но у меня с Астурдой вышло не в пример благопристойнее. Она только порадовалась моему «надлежащему виду», а уж привезенные для нее из Кордубы маленькие серебряные серьги привели ее в восторг. В какой мелкоскоп Юлька с Наташкой разглядывали «немытость» – это у них надо спрашивать, если ушей не жалко. В отличие от них, местные бабы и в холодной воде искупаться не сдрейфят, и уж требовать, чтоб им ее натаскали, да еще и нагрели, им и в голову не придет. Не научили их еще феминистки, гы-гы! Насчет вшей не поручусь – вши это или блохи или там клопы, хрен их знает, но что есть, то есть. Спасибо хоть – не мандовошки! Но где нет этой кровососущей хрени?
На себя бы посмотрели! Везде она есть, и у греков с римлянами, при всех ихних хваленых банях. Хоть ты простерилизуйся весь – один хрен, с кого-нибудь да перескочит. Будь ты хоть трижды чистюлей – не будешь же мыться по пять раз в день. Спасение от этой кусючей нечисти в античном мире лишь одно – шелк. Шелковые туники и шелковое постельное белье. Не зарабатываешь ты пока на них – терпи, казак, атаманом будешь. Что, собственно, почти все в этом мире и делают. И если не капризничать и не заморачиваться мечтами о несбыточном, то и насрать на этих блох с клопами. Тем более, когда ты ночью с красивой бабой, которой тоже по барабану несущественные мелочи. Какие проблемы?
У нас их и не было – вплоть до утра. Утром – ну, не то чтоб появились, но… В общем, оказалось, что Велия как в воду глядела. Когда я дал Астурде вместо обычных медяков полшекеля – по кордубской таксе, могу ведь теперь, да и не хуже она ничуть тех, городских – она вдруг спросила:
– А ты не хотел бы остепениться? Так и собираешься всю жизнь шляться то по одной, то по другой?
– Ну, когда-нибудь, наверное, остепенюсь и я…
– А я вот хотела бы. Ну, не с кем попало, конечно, с достойным человеком… вот вроде тебя, например, – и смотрит эдак ожидающе.
– Астурда, я ведь наемный солдат. Сегодня я тут, завтра где-то там – куда меня посылают, там и служу. Я не готов…
– А когда будешь готов?
– Откуда мне знать? Как судьба сложится.
– Скажи уж прямо, что тебе вскружила голову Велия!
– Ну, ты ж понимаешь, что она того стоит.
– Но ты здесь, а она в Гадесе. И ровня ли она тебе?
– И это тоже – как судьба сложится…
Размолвкой это не обернулось, если по большому счету, но по мелочи… гм… нет, с одной-то стороны это приятно, когда тебя считают достойным, чтобы жизнь с тобой связать, но с другой – что-то они уж больно подозрительно зачастили. На следующий день начальник рудника, когда финикийским занимались, тоже удочку закинул:
– Слушай, Максим, ты, конечно, достойный человек, и я желаю тебе удачи во всех твоих замыслах. Но не кажется ли тебе, что почтенная Криула вряд ли в восторге от твоего выбора? И не думаешь ли ты, что и отец девчонки может иметь свои планы на ее судьбу? А он ведь человек очень непростой…
– Кто может знать свою судьбу, почтенный?
