Дорогой читатель!
Черт возьми, я правда не хотела этого делать.
Когда в конце августа мне написала Ли и попросила о встрече в кафе субботним днем, я не хотела отвечать. Надеялась, тогда состоялась последняя наша с ней встреча – последняя встреча с кем угодно из того ужасного города. Но Ли в своем сообщении пообещала, что связалась со мной в последний раз, и, я не знаю, наверное, я была заинтригована. Поэтому пошла.
Она пришла с Майлсом, тихим парнем в шапочке. Они сидели бок о бок и смотрели друг на друга так, что это казалось до отвращения интимным. Когда я достала напротив них стул, громко прочертив ножками по полу, они оба подняли головы.
– Что вам надо? – спросила я и села, скрестив руки на груди.
Ли не отклонялась от темы, что я оценила. Она даже ничего не сказала, а засунула руку в карман и достала небольшой предмет. Когда она положила это на стол, я увидела темно-синюю флешку.
– Что это? – спросила я.
– Наши истории, – ответила она. – Денни, Эшли, Иден, Майлса и моя. Все написали письма, рассказали свои истории, и я объединила их.
– И зачем ты отдаешь мне это?
– После нашей встречи весной я не знала, что делать, – объяснила Ли. – Я попросила все эти письма, потому что считала, нам поможет правда. Но потом поговорила с тобой и поняла, что… что не мне решать. – Она опустила глаза, щеки из-за чувства стыда окрасились в ярко-розовый. – Я была растерянна, поэтому решила во всем разобраться, записав это – все, что я сделала. Я надеялась таким образом понять, что делать. И поняла.
– Выкладывай, – сказала я.
– Я поняла, что не я должна разбираться, – объяснила она. – А ты.
Я закатила глаза.
– Да ты прикалываешься надо мной.
– Поверь мне, нет, – сказал Майлс. Я сначала его не поняла. Этот парень говорит очень невнятно.
– Можешь уничтожить их, если захочешь, – сказала Ли. – Или опубликовать. Сделать что угодно. Они теперь твои. Я спросила, и все разрешили тебе использовать – или не использовать – наши истории, как ты решишь.
– Все из них, – повторила я.
– Да, даже историю Эшли, – сказала она, отвечая на не заданный мною вопрос. – Она до сих пор расстроена из-за меня, но… Мне кажется, она сожалеет о том, что с тобой произошло.
Я покрутила флешку, проникающий в окна кафе свет отразился от пластмассового корпуса.
– Почему мне? Почему не кому-то другому?
– Потому что ты пострадала больше нас всех, – ответила Ли.
– Не жалей меня.
– Не жалею, – сказала она. – Но мне жаль. Всем нам. Мы видели, как тебя затыкали, как лишали тебя голоса, и ничего не сделали, чтобы тебе помочь. Так что таким образом мы снова пытаемся отдать тебе контроль над твоей историей. Используй ее или не используй. Мы не против того, что ты решишь.
– Ли, нам пора идти, – сказал Майлс, проверяя время на телефоне.
– Точно. – Она встала и накинула сумку на плечо. – Нам предстоит долгая поездка. Мы едем в Калифорнию, – добавила она, словно меня волновали ее планы.
Я выглянула в окно и увидела старый грузовик, на котором она приезжала в прошлый раз. Теперь багажник был забит чем-то похожим на коробки и укрыт синим брезентом.
– Ты едешь на этом хламе на другой конец страны? Он выглядит так, будто сломается на следующем же выезде.
Ли улыбнулась.
– Он выносливее, чем ты думаешь.
Когда они с Майлсом направились к двери, я крикнула ей вслед:
– Ли. – Она обернулась. – Ты сказала, что связалась со мной в последний раз.
Она кивнула.
– Я обещаю.
– Спасибо, – сказала я. – И… удачной поездки.
Она улыбнулась, помахала и вышла вместе с Майлсом на парковку. Я смотрела в окно, как ее грузовик отъехал и, направляясь на запад, исчез вдали.
Добравшись до дома, я закинула флешку в ящик и сказала себе забыть о ней. Решила ее уничтожить, разбив молотком или кинув в огонь.
Но молотка у меня не было, и я не знала, сгорит ли флешка, сколько времени это займет. Поэтому она оказалась в ящике моего стола, куда отправляются умирать старые батарейки, неиспользованные провода и чуть потрескавшиеся чехлы для телефона (я барахольщица, которая всегда забывает выкинуть вещи).
И я забыла о ней. На время.
Несколько месяцев спустя наступила четвертая годовщина. Накануне я ходила в «Уолмарт», покупала еду, которую можно оставить в комнате общежития и никуда не выходить на следующий день. Я всегда пропускаю занятия в годовщину. Говорю всем, что простудилась. Погода переменчива. Нет ничего хуже гайморита. И так далее и тому подобное. Пока никто не заметил, что мои простуды совпадают с мартовскими идами.
Так вот, я покупала продукты для предстоящего бездействия, когда увидела эту чертову книгу.
Она была у кассы, куда выкладывают все бестселлеры. На меня смотрело лицо Сары Макхейл. Лицо, которое я видела всего несколько секунд до того, как этот монстр ее убил. И, конечно же, крестик.
Не мой крестик. Не тот, который нашли на полу уборной – который Сара никогда не видела, но в итоге оказалась похоронена вместе с ним. Это был другой крестик. Но это не имело значения. Он отражал суть, продавал историю, кому какая разница, тот ли он?
Я долго смотрела на книгу. Достаточно долго, чтобы это заметила стоящая в очереди передо мной женщина.
– Вы ее читали? – спросила она.
Я посмотрела на нее, и меня пронзил страх. Она знала меня? Собиралась броситься на меня? Плюнуть? Накричать посреди очереди в «Уолмарте»? Я чувствовала, как мое тело воздвигло преграды, но заставила его успокоиться.
Ты в порядке, подумала я. Она не знает. Никто не знает. Ты теперь Рене.
Женщина все еще смотрела на меня, и мне пришлось напомнить себе, какой вопрос она задала. После слишком долгой паузы мне удалось покачать головой.
– Она замечательная, – сказала она. – Самая трогательная книга из всех. Я уже прочитала ее дважды, хотя она вышла на той неделе.
– Как раз к годовщине, – сказала я.
Похоже, женщина не расслышала нотку горечи в моем голосе, потому что лишь рьяно закивала.
– Так трудно поверить, что это случилось четыре года назад. Такая трагедия. Интересно, как поживают эти ребята. Я имею в виду выживших.
– Следующий покупатель, – объявил кассир, и женщина прошла вперед и начала выкладывать на ленту продукты.
– Вы будете покупать? – спросила она, оглядываясь на меня. – Вы должны. Она изменит вашу жизнь. Эта девушка – такое вдохновение. Оно обновило мою веру.
– Не сегодня, – ответила я.
Но когда женщина ушла, а кассир стал пробивать мои продукты… Не понимаю, зачем я это сделала. Все дело в саморазрушении. В нездоровом любопытстве. Потому что часть меня хотела прочитать ее. Но я потянулась, схватила один экземпляр и кинула его на ленту.
