Хаджи Хусам ибн Рамиз ибн Халис аль-Аритати оказался не совсем таков, каким я его себе представляла. Услышав, что он – шейх племени, живущего в пустыне Джефи, я тут же вообразила себе престарелого кочевника из тех, что порой встречаются в романтических сказаниях антиопейского юга: белый головной платок, пропыленные длинные одеяния, лицо, выдубленное беспощадным солнцем и ветром, как обувная кожа… Вместо этого я увидела перед собой человека лет сорока, ничем с виду не отличавшегося от ахиата-горожанина – ни одеждой (тюрбан, богато вышитый долгополый халат), ни ухоженностью (кожа нежна и мягка, аромат духов). Да, мои ожидания основывались на расхожих стереотипах, которые чаще всего имеют мало общего с действительностью, но я поняла это только гораздо позже.
Он встретил нас в парадном дворе поместья, в окружении ширландских и ахиатских солдат. Тому он пожал руку, я ему руки не подала, заменив сей приветственный жест почтительным реверансом. (Поскольку сию поездку вряд ли можно было назвать выходом в поле, на мне были не брюки, в коих я привыкла работать, а юбки. Откровенно говоря, в Ахии я много ходила в юбках, а иногда и в длинных одеяниях на местный манер, хотя и брюки надевала, если нам предстояла работа, требующая значительного напряжения сил.)
По-ширландски шейх изъяснялся с заметным акцентом, заставившим меня заподозрить, что язык он начал изучать недавно – скорее всего, после того, как наши государства заключили меж собой соглашение. Однако я владела ахиатским куда как хуже и посему была очень рада его предупредительности.
– Мир вам, – сказал он. – Добро пожаловать в Дар аль-Таннанин, Дом Драконов.
– Мы очень рады наконец-то оказаться здесь, хаджи, – ответила я. Насколько я знала, сей титул был не просто данью этикету: шейх совершил паломничество в священный город Дарриб и вполне заслужил данный знак уважения. – Нам не терпится взяться за дело.
Говорить было непривычно, поскольку мне пришлось прикрыть лицо уголком платка, наподобие вуали. Как мне сказали, то было знаком почтения к человеку его положения. Однако платок заглушал слова настолько, что я постоянно сомневалась, достаточно ли громко говорю, и эти сомнения так и остались сомнениями: шейх, ничего не ответив, отвернулся и повел нас во внутренний двор.
Один из его слуг подал традиционное ахиатское угощение – кофе и финики. Мне, правда, не предложили: Ахия – одна из тех стран, где мужчинам и женщинам не полагается публично принимать пищу вместе. Однако я была только рада: сама я всегда предпочитала кофе (особенно сваренному по-ахиатски) чай, не говоря уж о том, что управляться с импровизированной вуалью было бы трудновато, а опустить платок я пока не рискнула бы, опасаясь, как бы хозяин не счел это оскорблением.
Выждав сколько необходимо, дабы не проявить неучтивой поспешности, шейх заговорил:
– Если я или мое племя можем быть чем-либо полезны, вам нужно только сообщить об этом мне. Все, что мы имеем – ваше, все – ради блага наших народов.
Конечно, этого не следовало понимать буквально. Да, щедрость в Ахии ценят весьма высоко, но одна лишь ритуальная фраза, произнесенная хозяином, как того требует обычай, вовсе не означает, что он жаждет поделиться с гостями всем своим богатством и имуществом, даже если таков приказ калифа. Но мы с Томом и не намеревались выпрашивать больше, чем было необходимо.
– Вначале, – сказала я, – мы проведем ревизию того, что имеется, и ознакомимся с работой, проделанной нашим предшественником. Без этого понять, что еще может потребоваться, не представляется возможным. Однако мы весьма высоко ценим вашу любезность.
Шейх щелкнул пальцами. Некий юноша из его свиты со всех ног метнулся к нему и замер рядом.
– Насиф ибн Исмаил отведет вас осмотреть драконов, – сказал шейх.
Говори он не по-ширландски, а по-ахиатски, я поняла бы, что он имеет в виду под этим «вас». Но в нашем языке вежливое местоимение второго лица может указывать и на единственное, и на множественное число, а на пол того, кому адресовано высказывание, не указывает вовсе. Оставалось одно: полагаться на язык тела – разворот плеч, наклон головы и прочие признаки, каковые ясно и недвусмысленно указывали на то, что не только последняя фраза шейха, но и вообще все им сказанное предназначалось для одного Тома, а не для нас обоих.
Точно таким же пренебрежением встретил меня полковник Пенсит в Румише, а сколько раз я терпела подобные унижения прежде – и не сосчитать. И терпимость моя к подобным вещам таяла год от года.
– О, ве-ли-ко-лепно! – воскликнула я, а уж Том с Эндрю знали меня достаточно хорошо, чтоб не принять мой жизнерадостный тон за чистую монету. – Я буду очень рада увидеть драконов: в конце концов, именно ради них я и проделала столь дальний путь.
Будучи глух к нюансам человеческого общения, Пенсит не занял бы столь ответственной должности.
– Кавалерственная дама Изабелла, – поспешно сказал он, – возможно, вы предпочтете начать с бумаг лорда Тавенора? Лейтенант Мартон вас проводит и все покажет. А вы заодно сможете укрыться от солнцепека.
И не будете путаться под ногами… Мне захотелось возразить, поскольку Пенсит, очевидно, полагал, что самое лучшее для меня – работа секретарши. С другой стороны, мне очень не хотелось устраивать скандал в первый же день на новом месте, да и резон в его предложении имелся: скорейшее ознакомление с рабочими дневниками предшественника могло принести намного больше пользы, чем осмотр самих драконов. Последнее покажет только текущее положение дел, первое же позволит разобраться, что происходило здесь до сих пор.
Но, несмотря на все это, уступать было сущей мукой. Уж очень хотелось взглянуть на драконов и не хотелось терпеть дискриминацию. Только умоляющий и в то же время сочувственный взгляд Тома и смог меня остановить. Что ж, хорошо. Соглашусь, а чего я на самом деле стою – докажу со временем.
Лейтенант, назначенный мне в помощь, проводил меня сквозь арочные ворота и запыленный дворик в относительно исправное здание.
– Рабочий кабинет лорда Тавенора здесь, – сообщил он, указывая на дверь, ведущую в просторную комнату.
Заглянув внутрь, я увидела стол и множество разномастных полок (все – девственно пустые). Плитка на полу была усеяна трещинами, в узорчатых решетках окон там и сям зияли бреши.
– А папки с архивами – там, дальше по коридору. Принести их вам, мисс… э-э… мэм… э-э… миледи?
– «Кавалерственная дама Изабелла» вполне подойдет, – сказала я, опуская вуаль. Конечно, лейтенант Мартон такого обращения не заслуживал, но в тот момент мне было просто необходимо держаться формальностей: если уж люди не проявляют ко мне уважения по собственной воле, буду принуждать их к сему по мере возможности.
Лейтенант вытянулся в струнку, и, кажется, едва не отсалютовал. Неужели я держусь настолько внушительно? Самой мне так не казалось, однако ж…
– Слушаюсь, кавалерственная дама Изабелла! С чем вы желаете ознакомиться в первую очередь?
За отсутствием информации я даже не подозревала, что на это ответить.
