Почему у меня так болит голова? Что…
Уильям.
Жюстина.
И чудовище.
– Виктор? – прошептала я.
– Я здесь.
Я услышала, как захлопывается тяжелый том. Я с трудом раскрыла глаза и увидела над собой Виктора, который встревоженно щурился и хмурил брови.
– И снова нас сводит болезнь. Мне кажется, этой традиции пора положить конец.
– Когда ты…
– Две ночи назад. Этот разговор у нас уже был. – Он взял меня за запястье, чтобы пощупать пульс, а потом коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. – Три раза.
Я подняла руку, чтобы потрогать лоб, но он перехватил ее.
– У тебя большой синяк и мелкий порез, который я, к счастью, смог зашить самостоятельно. Его можно будет прикрыть волосами. Что на тебя нашло? Гулять по лесу в грозу!
– Жюстина. – Я снова попыталась сесть. Виктор с досадой вздохнул, но поправил подушки у меня за спиной и помог мне выпрямиться. Выждав, пока боль утихнет до терпимого уровня, я продолжила: – Эрнест считает ее виновной, а твой отец не хочет вмешиваться! Но теперь ты здесь.
Я облегченно прикрыла глаза. Виктор приехал. Он со всем разберется.
– Доказательства довольно веские.
Но по его голосу я поняла, что он не считает ее виновной.
– Это совпадение! Она заночевала в сарае, чтобы укрыться от грозы.
– А медальон?
Я без улыбки посмотрела на него.
– Мы с тобой оба знаем, как просто свалить вину на невинного, подложив вещь в нужное место.
Виктор не обиделся, а только грустно улыбнулся.
– Это была игра. Мы были детьми. И потом, кто мог желать Жюстине зла? Ты сама говорила, что она ангел во плоти. У нее есть враги?
– Нет! Ни одного. Единственным человеком, который питал к ней недобрые чувства, была ее мать, злобная гарпия, которая умерла на прошлой неделе.
– Что ж, это снимает с нее подозрения.
– Виктор!
Он слегка смутился.
– Прости. Я знаю, тебе сейчас тяжело. Но я не буду скрывать, что рад нашей встрече. Пусть и при таких обстоятельствах.
Я вздохнула, снова закрыла глаза, поднесла его руку к губам и поцеловала его в ладонь.
– Я… я рассказала тебе не всё.
– Что?
– В Ингольштадте. Я прошлась по адресам, которые нашла в… – Я осеклась. Я ведь притворилась, что не знаю о его лаборатории. Оставалось надеяться, что тогда он был не в себе и теперь поверит моей лжи. – Которые нашла у тебя на столе. В списке была мертвецкая. Тамошний сторож…
– Господи, ты что, ходила туда? – В голосе Виктора прорезались нотки ужаса. – Но зачем?
– Он кошмарный человек! И он сказал, что ты должен ему денег. Он попытался меня схватить. Я проткнула ему запястье булавкой. Может, он поехал за мной, увидел у Уильяма золотой медальон и…
– Когда я уезжал, он был еще в Ингольштадте, – перебил меня Виктор.
– Откуда ты знаешь?
Виктор наклонился и оттянул мне веки, чтобы осмотреть глаза.
– Зрачки возвращаются в норму. Это хорошо. Я знаю, что он был там, из-за одного из долгов, с которыми мне предстояло разобраться. Как я и сказал тебе перед твоим отъездом. Так что его здесь не было, а я больше ничего ему не должен.
Я не знала, радоваться ли, что это не я привела сюда убийцу, или огорчаться, что не смогла предъявить суду другого подозреваемого.
Виктор прижал палец к моему подбородку и наклонил мне голову, чтобы проверить рану.
– А теперь расскажи, что произошло в лесу. Что ты там делала? Почему упала?
Я вздохнула и пожалела, что проснулась.
– Я убежала в лес, потому что злилась на твоего отца и Эрнеста за то, что они отказались защищать Жюстину. А я не хотела упоминать сторожа мертвецкой в качестве подозреваемого, пока не поговорю про него с тобой.
– Ты молодец, что подождала. Это бы только запутало расследование.
Я кивнула и в ту же секунду об этом пожалела. В глазах заискрило.
– Я не собиралась там оставаться. Но я заснула, а когда проснулась, бушевала гроза. Я побежала домой и увидела кого-то… что-то.
Его рука вздрогнула, и, открыв глаза, я увидела, как он сверлит меня напряженным взглядом.
– Что ты видела?
– Ты решишь, что я сошла с ума.
– Я видел сумасшедших, Элизабет. Ты не такая. Рассказывай.
– Я видела чудовище. Внешне оно напоминало человека, но Бог не мог создать ничего подобного. Как будто ребенок вылепил из глины фигурку – слишком большую, непропорциональную, с неестественными движениями. Оно было неправильное. Я не знаю, как еще его описать. И, по-моему, я уже видела его раньше.
– Чудовище, – повторил он. Он говорил медленно и размеренно, как тикающие часы. – Должно быть, ты очень сильно ударилась головой.
Я насупилась.
– После того, как его увидела! Могу поклясться, что в Ингольштадте оно за мной наблюдало. И потом еще по дороге домой.
– И ты ничего не сказала?
– Я думала, мне это приснилось.
Если сторожа мертвецкой здесь никогда не было, значит, я ощущала присутствие кого-то другого, кто неотвязно следовал за мной с самого Ингольштадта.
– Разве не логично предположить, что и на этот раз это был сон? Результат травмы и душевного смятения. Возможно, вызванный чем-то, что ты могла видеть, – каким-то изображением? Ночным кошмаром?
Он говорил очень осторожно. Он что-то от меня скрывал. Я видела, как упорно он избегает смотреть мне в глаза.
– Это не я регулярно впадаю в беспамятство! Ничего подобного мне никогда не снилось. Как, по-твоему, я вообще могла придумать такую… – Я осеклась. У меня не было времени над этим подумать, но теперь, избавившись от паники и ужаса, которые я испытывала рядом с чудовищем, я вдруг поняла, что действительно видела нечто подобное раньше.
Рисунок.
В дневнике Виктора.
Знал ли он, что я видела его записи? Не потому ли он предположил, что порождение моего измученного разума было вдохновлено изображением?
Или причины его поведения кроются в другом?
– Когда ты был болен, когда я нашла тебя, – начала я неуверенно, пытаясь на ходу определиться, что я хочу рассказать, а что скрыть, – ты сказал: «У меня получилось». Твой эксперимент прошел успешно. Чем именно ты занимался?
На секунду его лицо исказилось гневом. Я отпрянула, а он отвернулся, подобрал книгу и положил ее себе на колени. Когда он наконец заговорил, его голос звучал так взвешенно и спокойно, что я живо вспомнила, как часами учила его контролировать эмоции.
